Андрей Воронин - Ловушка для Слепого

– Время тянете, золотая рота? – нарочито грубо спросил он. – Хотите жить вечно?

Ему не хотелось говорить с ними и даже смотреть в их сторону. Они вызывали у него органическое отвращение, как будто уже начали понемногу разлагаться. Неприятнее всего было то, что эти двое недоумков, хоть и побаивались, шли на дело с явным энтузиазмом: перспектива разом отхватить по тридцать с лишним тысяч на нос совершенно заслонила от них все остальное. Тем более что в заложники взяли его мать, а не их.

«Уголовники, – с горечью подумал Активист. – Такие же мелкие бандиты, как и вся остальная шваль. Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Очень умно. Чтоб ему пусто было, этому философу.»

Короткий осенний день уже догорел, оставив после себя лишь узкую розоватую полоску над краем горизонта.

Горизонт был изломан темными силуэтами высотных зданий, густо усеянных желтыми пятнами освещенных окон.

Москва равнодушно шумела вокруг: ей было наплевать на тройку психов, собиравшихся рискнуть головой ради призрачной надежды выжить.

С трудом распахнув заедающую дверцу. Активист выбрался из машины. Дверцу он оставил открытой. Ночь выдалась ясной, и морозный воздух опять напомнил ему, что зима не за горами. «Дожить бы до нее, – с тоской подумал Активист. – Страсть как неохота умирать посреди этой грязищи.»

Он закурил, зачем-то поднял воротник куртки и медленно пошел туда, где, тускло освещенная одиноким фонарем, маячила необъятная, сплошь залепленная грязью и потеками застывшего цемента корма тяжелого КрАЗа.

Телескоп и Дынников догнали его и пошли рядом, нелепые и смешные в своих камуфляжных комбинезонах, – жалкое войско, обреченное на смерть и не желающее замечать очевидного.

Карабкаясь в высоченную кабину самосвала, Виктор в последний раз оглянулся на брошенный «жигуленок».

Тыква не позаботился даже о том, чтобы выключить фары, и круглые желтые глаза ветерана отечественного автомобилестроения бессмысленно пялились в темноту. Салон тоже был освещен грязно-желтым светом потолочного плафона. «Жигуленок» словно приглашал одуматься и повернуть назад. Сейчас, когда за ними никто не следил, казалось, что в этом приглашении есть резон: пустая вечерняя улица создавала иллюзию свободы, пистолет в кармане придавал уверенности в себе и чудилось, что все еще можно переиграть и решить в свою пользу.

«Черта с два, – подумал Виктор, плюхаясь задом на продавленное дерматиновое сиденье. – Ничего уже не изменишь и не поправишь, и остается только идти напролом, стиснув зубы и зажмурив глаза, – авось пронесет.»

Тыква уселся за руль. Телескоп втиснулся на сиденье рядом с Виктором, утирая сопли рукавом пятнистого бушлата с сине-красно-белым флажком повыше локтя, и мотор самосвала ожил с грохотом и лязгом. Выхлопная труба выбросила в небо невидимое в темноте облако черного дыма, и машина тронулась.

Смотреть на дорогу из кабины КрАЗа было непривычно, словно они летели на вертолете. Под ноги все время попадался лежавший на полу «Калашников» с длинным глушителем – оружие, предназначенное для Тыквы. «Серьезное оружие, – подумал Виктор, косясь на Тыкву, который, насвистывая, вел тяжелый самосвал в сторону Царицыно. – Это тебе не колеса тырить.»

Через двадцать минут они остановились, и Виктор с Телескопом пересели в поджидавший их грузовой микроавтобус. Добывая микроавтобус. Тыква постарался превзойти себя и откопал где-то почти новенький грузовой «фольксваген-каравеллу», способный, по его словам, без особого напряга развить скорость до ста пятидесяти километров в час. Садясь за руль микроавтобуса, Виктор подумал, что, двигаясь на такой скорости по московским улицам, он свернет себе шею безо всякой посторонней помощи.

Теперь они шли колонной – впереди огромный КрАЗ, сзади темно-зеленый обтекаемый «фольксваген». Телескоп все возился на сиденье, шмыгая носом и позвякивая железом, – осматривал автомат.

– Гляди, Активист, что я ради такого дела раздобыл, – сказал он, вертя у Виктора перед носом здоровенной противотанковой гранатой, похожей на банку тушенки с ручкой. – Ка-ак шарахну!

– Ты что, совсем ошизел? – спросил Виктор, свободной рукой отталкивая от себя гранату. – Ты шарахнешь, а через две минуты вокруг тебя соберется вся московская легавка вместе со спасателями, пожарными и эфэсбэшниками.

– А что, – оживился Телескоп, убирая гранату куда-то в темноту за сиденьем и снова принимаясь ковыряться в автомате, – это идея! Шарахнуть не на заводе, а где-нибудь в стороне. Все туда – а мы на завод. А?