Андрей Воронин - Ловушка для Слепого

– Как здоровье? – без тени любопытства поинтересовался Одинаковый, привольно раскидываясь на диване и оправляя под собой полы своего драгоценного пальто.

– Могло быть хуже, – ответил Активист, стоя перед ним с засунутыми в карманы руками. Правая рука лежала на рукояти снятого с предохранителя «вальтера», и Виктор боролся с почти непреодолимым искушением выпалить в ненавистную харю прямо сквозь карман. Поймав себя на этом желании, он мысленно покачал головой: ему еще ни разу не приходилось стрелять в людей, но за последние несколько дней он, похоже, проделал этот длинный путь внутри себя, даже не заметив этого. Сейчас он был готов пристрелить Одинакового не моргнув глазом, и его останавливало только то, что этот поступок лишь ухудшил бы его и без того аховое положение.

Он уже знал, что у близнецов все-таки есть имена:

Олег и Иван. После имевшего место на берегу реки стаканоприкладства их стало довольно просто отличить друг от друга: Ивану наложили на физиономию четыре шва, и он был вынужден ходить с заклеенной пластырем мордой, напоминая не то египетскую мумию, не то человека, пытавшегося изнасиловать кошку.

Сегодня к Активисту явился именно Иван, и, глядя на него, Виктор с удовлетворением подумал, что отныне никто и никогда не перепутает близнецов друг с другом: на лице у Ивана наверняка останутся шрамы, а Олег вряд ли пойдет на то, чтобы резать себе физиономию стеклом только для того, чтобы сохранить фамильное сходство. Таким образом ему, Виктору Шараеву, удалось хоть в чем-то изменить окружающий безумный мир и с Божьей помощью пометить шельму.

– Могло быть хуже, – повторил он, снимая руку с пистолета и тоже садясь. – Гораздо хуже.

– Еще будет, – пообещал Одинаковый, недобро глядя поверх пластыря. – Не думай, что я тебе это забуду.

– Взаимно, – сказал Активист. – Если ты пришел только за этим, то вали отсюда к чертовой матери. Мне некогда.

– До чего же наглый козел, – пробормотал Одинаковый, обращаясь к невидимой аудитории. – Если бы не Кудрявый, я бы тебя пришил с огромным удовольствием.

Я бы даже крови твоей выпил, честное слово.

– Смотри не захлебнись, – предостерег его Активист, вынимая из кармана пистолет и демонстративно ставя его на предохранитель. – Лично я бы твою вонючую кровь пить не стал. С души воротит.

– Смотри-ка, пистолетик! – обрадовался Одинаковый. – Не выбросил, значит. Значит, жаба задавила. Жалко, значит, расставаться. Зря, Активист, зря. Деловые люди так не поступают.

– Не твое собачье дело, – отрезал Виктор, все еще держа пистолет в руке. – Это ты, что ли, деловой? Выкладывай, зачем пришел, и проваливай отсюда, а то на перевязку опоздаешь.

Лицо Одинакового вокруг пластыря приобрело угрожающий кирпично-красный оттенок, затем на красном фоне проступили зловещие белые пятна, разрослись, сливаясь и перемещаясь, и наконец лицо медленно приобрело нормальный оттенок.

– Обалдеть можно, – сказал Виктор. – Жалко, ты себя в зеркало не видел. Вылитый осьминог после встречи с атомной подводной лодкой.

Одинаковый еще немного помолчал, глубоко и трудно дыша носом, и Виктор понял, что лишь непререкаемый авторитет Кудрявого только что спас одному из них жизнь.

На всякий случай Активист решил больше не дразнить Одинакового – во всяком случае, пока. «И потом тоже, – мысленно приказал он себе. – Дразнить можно гусей или, скажем, хорошо привязанного цепного пса. А бешеную собаку, разгуливающую по улице, дразнить не надо. Ее надо прикончить, и чем скорее, тем лучше.»

– Вот, – обычным бесцветным голосом сказал Одинаковый, вынимая из внутреннего кармана пальто и бросая на стеклянную крышку журнального столика какую-то сложенную в несколько раз бумагу. – Это передал Кудрявый.

Виктор развернул бумагу, оказавшуюся планом Москвы, и некоторое время разглядывал две проведенные разноцветными фломастерами – красным и зеленым – ломаные линии, пересекавшие план. Вдоль красной линии было мелко выведено «Туда», вдоль зеленой – «Обратно». В точке, из которой расходились линии, красовался жирный красный крест. Он торчал в глубине Царицынского парка, недалеко от Верхнего пруда, в месте, где, насколько понимал Активист, брать было абсолютно нечего.

– Исчерпывающий план, – саркастически процедил он. – Скрупулезная проработка деталей, а главное, все понятно с первого взгляда. По красной дорожке туда, по зеленой обратно. Действительно, плевое дело. Даже компаса не надо. А на словах Кудрявый ничего не велел передать?