Андрей Воронин - Повелитель бурь

— С-слушай, командир, — повторил он, — д-даже не знаю, как тебе с-сказать… Т-ты только раньше времени не д-дергайся. Может, он п-просто так п-приехал, на отдых. П-пляж, море, девочки, овощи-фрукты, п-прочие п-продукты…

Брови Максима Юрьевича опять сошлись к переносице, обозначив глубокую складку на лбу.

— Кто? — резко спросил он, — Кто приехал? Ну говори, чего тянешь!

— П-потапчук, — сказал Удодыч.

— Кто?! Какой Потапчук?

— Тот с-самый. Федор Ф-филиппович. Г-генерал ФСБ.

Становой разразился длиннейшей матерной тирадой.

Это было настолько на него непохоже, что Удодыч даже немного струхнул. Потом Максим Юрьевич надолго замолчал. На скулах у него играли желваки, а рука так стискивала рукоятку управления, что на загорелой коже проступили белые, как мел, костяшки.

— Где ты его видел? — спросил он, наконец, вполне обычным голосом.

Удодыч назвал поселок, в котором встретился с Потапчуком. Во время работы в конторе он пару раз водил генеральскую «Волгу», заменяя заболевшего коллегу, и хорошо запомнил Федора Филипповича. Становой тоже неоднократно сталкивался с генералом по службе и был о нем довольно высокого мнения.

— Как он был одет? — напряженно спросил Становой.

— Да к-как всегда. В к-костюме, с п-портфелем…

Удодыч внезапно замолчал. Лицо у него при этом было такое, как будто его только что сильно стукнули по затылку.

— Вот именно, — сказал Становой. — Дошло? В костюме, с портфелем, а не в шортах и с полотенцем через плечо. А ты говоришь, овощи-фрукты… Значит, его аналитики нашу схемку раскололи. М-да… Этого, конечно, следовало ожидать. Плохо только, что это произошло не поздно, а вот именно рано. И еще хуже, что именно Потапчук, а не какое-нибудь бревно в генеральских звездах. Черт, как неудачно получилось! Какого дьявола, мне же твердо обещали, что эту тему наглухо прикроют!

— П-потапчука не б-больно-то п-прикроешь, — заикаясь сильнее обычного, заметил Удодыч. — А может, все-таки м-мимо?

— Свежо предание, да верится с трудом, — с сомнением произнес Максим Юрьевич. — Этот старый пес ничего не делает зря. А впрочем, должен же он хоть когда-то отдыхать! Костюм — ерунда. Он к нему просто прирос, как вторая кожа. Представляешь себе Потапчука в шортах? Вот умора-то! Он был один?

Удодыч медленно покачал головой.

— Нет. С к-каким-то п-парнем. Т-твоего примерно в-возраста, рослый, одет ст-т-транно, вроде как б-бомж, а м-морда… 3-знаешь, на такой морде можно г-гвозди ровнять. Не морда — к-камень.

— Так, — упавшим голосом сказал Становой и, повинуясь внезапному импульсу, коротко, но предельно точно описал внешность встретившегося ему в горах у ручья рязанского инженера Корнеева. — Он?

— Т-точно, он, — подтвердил Удодыч. — К-как живой. И что т-теперь?

— Говно наше дело, товарищ прапорщик, — задумчиво проговорил Становой. — Эти суки уже и прятаться-то перестали. Кружат, как голодные акулы, примеряются, с какой стороны половчее цапнуть…

— Брось, командир, — рассудительно возразил Удодыч. — Д-доказухи у них никакой, иначе мы с т-тобой д-давно бы на нарах вшей б-били.

— Какая доказуха, чудак? — Становой резко засмеялся. — Кто же позволит им марать доброе имя нашего родного министерства? Это же ФСБ, а не прокуратура! Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой…

— Т-тем более, — не сдавался Удодыч. — Если бы они были у-уверены… Д-думаешь, они бы тебя достать не смогли? Если д-доказуха не нужна, то и тянуть нечего. Н-нет, командир, это они пока присматриваются. И хочется кого-нибудь шлепнуть, и колется: а вдруг не т-того? Т-тебе бояться нечего, а я, если надо, м-могу и в кусты. Лягу на дно и хрен они меня д-достанут. А если вдруг до р-разборок дойдет, можешь валить все на меня. Мы им жмура какого-нибудь подходящего подкинем — вот он, мол, самый и есть, Удодыч этот п-проклятый, который варенье-то украл. И в-все!

— Как у тебя все просто, — с кривой улыбкой сказал Становой. — Как в шашках: раз-два, и в дамки!

— А чего сложного-то? Можно п-подумать, Потапчуку больше всех надо. Он старый, ему на пенсию п-пора. Б-была бы могилка, а уж чего на ней написать, они сами п-придумают.

— Одно хорошо, — после долгой паузы сказал Становой. — Сдавать друг друга нам никакого резона. Ведь даже не дослушают, просто пальнут в затылок, и весь разговор.

— Да, — подумав, согласился Удодыч. — Д-действительно, х-хорошо.

Солнце начало понемногу приобретать красновато-медный оттенок. От вершин протянулись длинные густо-синие тени, затопили ущелья, превратив их в наполненные темной тушью бездонные провалы с острыми, как бритвы, краями. Это было очень красиво, но Становой хмурился все сильнее.