Андрей Воронин - Русская сталь

— Все мы боимся, чтоб за него потом не мстили. Может, ментяр спустить? Типа мы ни при чем, хотели как лучше. А менты, суки, выследили.

— Кого они когда выследили? Только по наводке и работают.

— Тебе лучше знать.

— Что за намеки? Я не скрываю, у меня есть кореши в ГУВД. В гробу я их видел, но тем не менее… А другие, вроде тебя, по-тихому с ними контачат…

— Спокойно, люди. Иначе в натуре перегрыземся. Ты в курсе, что там менты себе думают? Чешутся вообще или нет?

— Чешутся, только вяло. Они ведь тоже не хотят без работы остаться. По большому счету им по барабану, кто здесь овец будет стричь. Ну, раскрутят сейчас операцию по полной программе, начнут палки в колеса ставить москвичам. А те все равно потом сядут керувать, только сделают из начальников ГУВД «оборотней в погонах» и посадят другое начальство, более сообразительное.

— Наших ребят надо переодеть в ментовской камуфляж. И пусть замочат гада по дороге.

— Тогда нужны свидетели.

— Не проблема, будут. Наши едут в тачке сопровождающими, тачку тормозят для досмотра…

— А дальше? Нужен предлог. Москвич выйдет и встанет на растяжку.

— Да ты дослушай, е-мое. Кто-нибудь из наших рванет с места. Тогда и огонь откроют. Кого надо, замочат, остальные разбегутся. Мы все свалим на ментов. Скажем, с чистой душой согласились на переговоры. Он, небось, держит связь с Москвой, передаст, что едет потолковать. Пусть москвичи потом сами находят свидетелей, выясняют, как оно было.

— Не станут они себе голову забивать. Просто пришлют сюда трех киллеров вместо одного.

— Ни хрена, станут. Ты не стал бы выяснять, кто твоего лучшего стрелка завалил?

— Найдут свидетелей и сразу допрут, как мы им лапшу навесили. Надо как минимум еще одного подранить.

— Точно. Москвича замочат, раненого схватят и в наручники.

На следующий день Слепой получил приглашение встретиться. Картавый подчеркнул, что решение принималось в узком кругу, но коллективно. Весь этот узкий круг намерен присутствовать на встрече. Сиверов понимал, что затеял слишком опасную игру.

В назначенное время недалеко от здания севастопольского драмтеатра остановилась черная «Ауди». Выглядела она солидно, почти как представительский лимузин. «Только флажка не хватает», — усмехнулся Сиверов. Он понимал, что «хозяева полуострова» ничего еще для себя не решили и колеблются: воспользоваться шансом или нет. И все-таки подошел к машине, глядя по пути не столько на нее, сколько на окна и крыши близлежащих зданий.

Двое «качков» вышли наружу, один из них услужливо распахнул перед Сиверовым дверь. Не очень добрый знак. Если бы с ним действительно решили вести переговоры, то вряд ли вели бы себя с подобострастием.

Справа и слева на заднее сиденье устроились крепкие «шестерки» из той колоды, в которой покойный Тарас был тузом, а Картавый чуть недотягивал до короля. Всего сопровождающих насчитывалось трое — третий сидел впереди, вполоборота. Сиверова обыскали с максимальным уважением и велели водителю ехать.

Машина плавно набирала ход и скоро вырвалась на простор, не ограниченный фасадами домов. Человек рядом с водителем отчитался по телефону, как только пересек городскую черту. Сам водитель явно имел достаточный опыт, но сжимал руль чересчур сильно. Впрочем при той славе, которая распространилась о Глебе, напряжение можно было понять.

Маршрут привел их в Качу, водитель сбросил скорость в соответствии со знаком ограничения и покатил по главной улице, где в целом исправно светили фонари и слонялся группками молодняк.

Вдруг метрах в тридцати обнаружился пост досмотра. Камуфляжная форма указывала на местный милицейский спецназ. Человек в вязаной маске заранее махнул остановиться.

— Никаких проблем, — сказал сосед слева от Сиверова. — Ты чистый, мы к ним выйдем тоже чистыми. А тачку шмонать не станут.

— Хорошо, если не станут.

Милицейский спецназ сразу не понравился Сиверову. Все вроде делали правильно: попросили документы, долго их изучали. Потом спокойно потребовали выйти и предложили водителю открыть багажник. И все-таки Глеб слушал их голоса с тем же неприятным чувством, с каким любитель музыки слушает игру на расстроенном пианино.

Едва заметная фальшь — трудно понять, где она кроется. В самой интонации? По сути верная, грубовато-спокойная. Но привычка рапортовать начальству в погонах развивает несколько иную манеру произносить слова, более отрывистую. Начальства, положим, нет рядом, но привычка — вторая натура.