Андрей Воронин - Слепой в шаге от смерти

– Николай.

– А фамилия?

– Зачем вам?

– Для отчетности, чтобы в записную книжку записать, кому я сотку отдал.

– А… – расплылся в улыбке Кузьменков, но к деньгам прикасаться пока боялся. – Кто эти записи смотреть будет?

– Только я.

Электрик все еще колебался.

– Мне же твою фамилию узнать – раз плюнуть. Вышел в коридор и спросил у дежурной.

– Да уж, точно. Кузьменков моя фамилия, Николай Петрович.

– А моя – Молчанов.

– Я бы тоже мог узнать, – с ощущением собственной важности заметил электрик, – достаточно заглянуть в книгу регистрации посетителей.

– Ну вот, теперь у нас тайн друг от друга нет.

Точно нет?

– Точно! – с готовностью ответил электрик.

– Я бы тебе посоветовал, Николай Петрович, смыться куда-нибудь недельки на три, от греха подальше.

– Это еще зачем?

– Вдруг передумаю и вернусь?

– Валяйте, – осклабился электрик, показывая неровные зубы, – еще сотку заработаю.

– Лучше уж тебе уехать. Хотя, в общем-то, сам о себе побеспокойся. Ну, чего расселся?

Николай не мог поверить, что его отпускают, не причинив никакого вреда, да еще с деньгами.

– Может, вам лампочки в номере заменить? – он покосился на погасшую трубку с черными концами.

– Я и в темноте вижу.

Николай принял это за шутку, рассмеялся и на прощание даже подал Глебу руку, словно они расставались друзьями, партнерами, которые только что строили планы на будущее.

– Спокойной ночи, я пошел. Если что – вызывайте, я сегодня дежурю до утра.

Довольный Кузьменков спустился в каптерку и оттуда покосился на свет в окне сорок второго номера, где сначала чуть не расстался с жизнью, а потом приобрел сто долларов.

"Так хреново начиналось, а кончилось неплохо, – он достал сотку, посмотрел на свет, вроде бы, все в порядке. Поскреб ногтем рельефную надпись, буквы держались крепко, не сковырнешь. – Настоящая, не обманул. Вот и заработал. Три минуты страха, и сотка в кармане. В отпуске пригодится.

Правда, за эти три минуты я чуть заикой не стал.

Ну да ничего, все хорошо, что хорошо кончается. А кончилось ли?"

Он помрачнел. Эти деньги были разовыми. Постоянно ему платили другие люди, и перед ними существовали обязательства.

Кузьменков присел, выдвинул ящик с перегоревшими лампами, с отвращением посмотрел на кофр. Он вспомнил леденящий душу страх, когда его допрашивал человек из ФСБ, вспомнил, как чуть не рассказал про фотоаппаратуру, спрятанную в каптерке. Эдуард обещал в скором времени забрать аппаратуру, но это «скорое время» никак не наступало. Уже больше двух недель прошло, а она все пылилась за коробками.

«Еще с обыском нагрянут, как тогда объяснишь, почему не дал показания? Хоть в мусорку выброси. Но потом не рассчитаешься, аппаратура стоит больших денег».

Николай вновь посмотрел на окно сорок второго номера. Света там уже не было.

"Спать лег. А если сюда направился? – электрик подбежал к двери и задвинул щеколду. – Звонить! Звонить! Пусть Эдуард приезжает и забирает свое барахло. Скажу, если не заберет, выкину на хрен, мне лишние неприятности ни к чему.

Это их дела, мне за хранение деньги не платили.

Что мне в вину можно поставить? Впустил проститутку, выпустил. За такие дела самое большое – с работы выгнать могут, а с этим, – он покосился на кофр, – и в тюрьму угодить можно. Небось, шантажом занимались. Приведут богатенького, на него бабу посадят, а сами – щелк! Снимочки готовы, потом выкупай, плати денежки. Дорогие, наверное, карточки выходили, каждая, небось, баксов по сто!"

Фантазия электрика выше ста баксов за единицу чего-либо не поднималась. Ему и в голову не могло прийти, сколько па самом деле стоит один такой снимок.

Старый, давно списанный телефонный аппарат электрик вытащил из глубин стеллажа. Естественно, личный телефонный номер ему не полагался, но он подключился к линии, ведущей в конференц-зал. Тот телефон использовали лишь во время каких-нибудь симпозиумов, конференций, когда гостиницу арендовала организация.

Время, конечно, было уже позднее, но Николай не мог бы уснуть, если бы не взял с Эдуарда обещание, что завтра тот заберет свою сумку. Естественно, записной книжки у Кузьменкова не было, все телефоны, какие ему могли понадобиться, он писал карандашом прямо на стене, на штукатурке.

Какое-то время Николай блуждал пальцем среди номеров. Наконец коротко стриженный ноготь ткнулся в три буквы, вполне фотографические – «ФЭД», обозначавшие: «фотограф Эдуард».