Андрей Воронин - Слепой в зоне

– Все, дело начато. Не пойду же я теперь такой на улицу?

Старый мастер тяжело вздохнул . и, топнув ногой, воскликнул:

– Была не была!

– Давно бы так, одно спасение – я никуда не спешу и не опаздываю.

Щелкали ножницы, гудела машинка. Анжелика с интересом наблюдала свое преображение. Она еще никогда в жизни не носила короткой стрижки и с трудом узнавала себя в зеркале. Наконец парикмахер повесил машинку на крючок, опустил ножницы в банку с дезинфицирующим раствором.

– Вы знаете, мне даже нравится, – признался он, – Вы теперь на мальчишку похожи.

– Ну, если моего мужа, как и вас, тянет на мальчиков… – продолжала шутить Анжелика в то время, пока парикмахер обходил ее с зеркалом в руках, так, чтобы она могла увидеть и свой коротко стриженный затылок.

– Мой вам совет: приведите в порядок семью и снова отращивайте волосы.

– Хороший совет.

– Это два совета.

Весь пол возле парикмахерского кресла был засыпан золотистыми, как медная проволока, волосами Анжелики. Парикмахер ходил, стараясь не наступать на них.

– А теперь покрасьте то, что осталось, в черный цвет.

Парикмахер, совершивший одно святотатство, был готов на следующее и ничему не удивлялся.

– Если бы вы сказали – в синий, я уже не стал бы возражать.

– Нет, в черный.

– Я сейчас, только схожу в женский зал, у нас краски нет.

– Я подожду.

Анжелика сидела, не вынимая рук из-под чуть влажной простыни.

Аккуратненькая головка, плотно прилегающие маленькие уши – теперь женщина казалась охваченной любопытством, словно вытянула шею для того чтобы рассмотреть нечто интересное или… очень страшное.

Парикмахер вернулся с краской, включил душ, смочил Анжелике волосы и, уже нанеся краску, замотав голову клиентки полотенцем, полюбопытствовал:

– А что, любовница вашего мужа брюнетка?

– Нет, та дешевая шлюшка – шатенка, – вздохнула Анжелика.

– Зачем тогда вы краситесь в черный цвет?

Анжелика невозмутимо, как о чем-то вполне будничном, поведала:

– Понимаете, у меня на лобке волосы черные, а на голове – рыжие. А мой муж любит заниматься «этим» при свете. Так вот, его всегда раздражал во мне такой цветовой диссонанс…

Парикмахеру показалось, что он ослышался, но переспрашивать он не стал, боясь услышать еще что-нибудь более скабрезное. Кто знает, вдруг эта сумасбродка попросит его изменить цвет волос не только на голове!..

Наконец смолк фен. Анжелика расплатилась и покинула парикмахерскую.

Владимир Петрович уже заждался. Анжелика остановилась перед машиной, облокотилась на капот и склонила голову к плечу. Охранник с добрую минуту смотрел на нее, не понимая, у кого это хватает наглости так бесцеремонно себя вести. И только когда Шанкурова улыбнулась, он узнал свою хозяйку, выбежал из машины и распахнул дверцу.

– Да! – ошарашенно сказал он, разглядывая Анжелику. – Знал, что вы придумаете что-то такое, но не представлял…

Анжелика оборвала его, махнув рукой:

– Теперь у нас все удастся.

– Страховка будет? – спросил Владимир Петрович.

– Обязательно. Я уже говорила с людьми. Если что – нас выручат.

– Еще два часа времени, – напомнил охранник.

– Мы должны заехать, забрать кое-что.

– У «тех людей»?

– Да, заодно уточним с ними детали.

– Я думаю, им вмешиваться не стоит, только в крайнем случае.

– Крайнего случая быть не должно.

Джип, свернув в боковую улицу, заехал во двор ремонтирующегося дома. В выходные на стройке никого не было, даже сторожа.

– Это они, – сказала Анжелика, указывая на микроавтобус с затемненными стеклами, стоявший у самой стены. С улицы его было бы не заметить.

– А они нас узнают? – поинтересовался Владимир Петрович, останавливая джип, но на всякий случай не глуша двигатель и не снимая руку с переключателя передач.

– Они и меня-то первый раз в жизни видят.

Задние дверцы микроавтобуса открылись, и Владимир Петрович увидел аккуратно составленные заборчики, какими огораживают места дорожного ремонта, знак «Проезд закрыт», две оранжевых строительных каски и яркие жилеты дорожных рабочих.

– Теперь это ваше, – проговорил из полумрака салона микроавтобуса человек, чьего лица нельзя было разглядеть; в его голосе отчетливо слышался акцент.

Потихоньку смеркалось. Темнота уже закралась в самые дальние уголки кабинета генерала Судакова. Хозяин кабинета сидел за тяжелым письменным столом, подперев голову руками. Перед ним лежала фотография, сделанная лет шесть-семь тому назад, где точно –Николай Васильевич не мог припомнить. Столько объезжено, во многих краях бывал он вместе с дочерью. Но он точно помнил, что делал этот снимок сам, сам нажимал на кнопку фотоаппарата, потом проявлял пленку и печатал снимки. Тогда еще не было доступных цветных фотографий, и, может быть, именно поэтому черно-белый снимок был ему во много раз дороже пачек фотографий в ядовито-сочных цветах, сделанных кодаковской «мыльницей». Да, последние фотокарточки, которые присылала ему дочь, казались Николаю Васильевичу ненастоящими: слишком яркие цвета, нереально красивые пейзажи. А вот на этом снимке чувствовалось время, чувствовалось расстояние, отделявшее его от дочери.