Андрей Воронин - Время вспомнить все

Наконец он замер. Шуршание щетки, которой жена стирала пыль, приближалось к коридору, и вот он уже мог видеть ее руку со щеткой, которой жена протирала двустворчатую дверь.

– Варвара, иди сюда, – произнес майор и не узнал собственного дрожащего голоса.

Женщина обернулась, внимательно посмотрела на мужа и улыбнулась обезоруживающе:

– Как хорошо, когда ты дома. А я заработалась и даже забыла, казалось мне, что одна.

Варвара прошла на кухню, но и тут нашла себе дело.

Муж ее даже не просил, она сама принялась готовить бутерброды:

– А то все пьешь голый чай.

Она знала, чем можно купить мужа. Штурмин обожал бутерброды с чесноком и сыром. Майор ГРУ сидел, вдыхал запах и проклинал себя за то, что сейчас заставит жену страдать.

– Да погоди ты, не суетись, – сказал он, смотря в стол.

Протянул руку, обнял жену за плечи и усадил себе на колени.

Та продолжала мазать батон маслом.

– Значит так – сказала она, – я вчера с мамой по телефону разговаривала, обещала, что мы приедем на этой неделе.

– Ас чего это вдруг? – почти беззвучно проговорил Штурмин.

– И ты не помнишь? Твоей любимой теще… – женщина произнесла это без всякой иронии, – исполняется шестьдесят пять. Я уже с детьми договорилась, они тоже поедут, так что напомни начальству, пусть припомнят – у тебя есть отгулы.

– Есть, – мрачно проговорил Штурмин.

– Ты вроде бы не рад?

– Еще как рад, – майор покрепче обнял жену и проговорил. – Только я. Варвара, к сожалению, поехать не смогу.

– Опять?

– Да, уже подписаны бумаги, я улетаю в командировку.., в долгую.., длительную.

– Да ты что, один там, что ли? Почему других не посылают, все ты да ты?

– Это тебе только кажется. Все ездят, я не исключение.

– Так я тебе и поверила!

Жена зло сбросила руку мужа с плеча и задумалась, что лучше сделать – скандалить или плакать. То, что муж поедет в командировку, это однозначно, но сдавать позиции без боя она не собиралась, следовало выбрать способ, как его наказать, следовало дать бой.

– Так вот почему ты такой ласковый, столько по дому сделал! Я-то думала, ты наконец за голову взялся, вспомнил, что у тебя есть жена, дети, что их надо растить, кормить, что их предстоит крепко поставить на ноги…

– Все это я помню, – промямлил Штурмин.

А жена вроде бы и не услышала его слов:

– Прости, конечно, меня. Лева, но ты делаешь все, чтобы приблизить собственные похороны, а сам на них даже денег не отложил. Ты, небось, спишь и мечтаешь, как тебя понесут в гробу, а следом подушечки с орденами…

– Подушечки с орденами впереди гроба носят.

– Вот видишь, ты уже об этом думаешь. А все твои полковники и генералы будут стоять, вытирать скупые мужские слезы и.., салют из автоматов. А потом они все забудут и о тебе, и обо мне, и о твоих детях.

Тихо забудут, забудут даже памятник тебе на могилу поставить. Если я им не напомню.

– Нет, это не забудут, у нас не такие люди.

– И не про таких героев забывали, что ты мне рассказываешь!

Женщина уже завелась настолько, что больше не могла сидеть на коленях у мужа. Она вскочила и яростно принялась намазывать остатки масла на остатки батона, хотя бутербродов получилось уже столько, что при всем желании Штурмин не смог бы их съесть.

Единственное, чем семья Штурмина отличалась от семей многих своих коллег, так это тем, что все ножи в его доме были идеально наточены. Наконец, вытерев длинный острый нож о горбушку батона, жена набрала побольше воздуха в легкие.

Взмахнув ножом, словно разрубала невидимую веревку, женщина почти выкрикнула;

– Выбирай одно из двух: или я с детьми, или твоя дурацкая служба!

– Это запрещенный прием, – сказал Штурмин, – ты же знаешь, службу я не брошу.

– Значит, ты хочешь, чтобы все шло как прежде?

Чтобы ты возвращался измочаленный, в дырках, а я зализывала твои раны?

– Варвара…

– Так вот, учти, этого больше не будет! Все, кончено! И если хочешь, я сама сейчас позвоню Мещерякову и скажу, что он последняя свинья. Он мне обещал, что ты уже достаточно пролил крови, чтобы заслужить право каждый день бывать дома.

– Каждый день даже у генералов не получается.

– Ну, хотя бы не каждый день, но что бы ты не ездил в командировки. И не нужны мне дурацкие ордена, не нужна мне звезда Героя России на подушечке – посмертно. Мне нужен ты, живой и здоровый. И кстати, детям нужен отец, ты подумал об этом?

Штурмину в это время приходили в голову слова о том, что его долг – защищать родину, что он сам выбрал такую службу, что Варвара знала, за кого выходит замуж. Но говорить об этом он не рисковал, потому что о долге перед родиной жена могла слушать и не возражать против этого словосочетания лишь на торжественном вечере или на похоронах кого-нибудь из его друзей, боевых товарищей. А таких набиралось немного.