Мужики снова заржали.
– А ты дело говоришь. На хрена тянуть? Может, сейчас и пойдем, сейчас его и завалим?
– Думаешь, он дома, Митяй? – спросил водитель.
– Дома, не дома, какая разница? Подкараулим, выждем, будет выходить, тогда и порешим. Собирайтесь.
– А ствол?
– Ствол, ствол… – Митяй забурчал, – за стволом заедем.
– Куда ехать?
– Недалеко. Полчаса туда и обратно.
– А если твоего кореша на месте не окажется?
– А где ж он будет? Он инвалид, сидит дома в коляске и никуда, в отличие от нас, не ездит.
– Митяй, а что за кореш? Не сдаст?
– Не сдаст. А если сдаст, ему голову отвертят и в унитаз засунут.
Довольный смех наполнил гараж, вернее, даже не смех, а гогот, похожий на лай злых собак, давным-давно не кормленных забывчивым хозяином.
– Так я же поддатый, Митяй, как мы поедем?
– Ничего, поехали. Окошко откроешь, проветришься. У меня таблетки есть, глотнешь, и они не во рту, а прямо в кишках запах отбивают.
– Дай.
– Держи.
– Ты ж их не водкой, а пивом, хотя бы, запей.
Заскрипела дверь гаража, звякнули замки, скрежетнули ключи. И четверо мужчин погрузились в микроавтобус, отправляясь на дело. Микроавтобус добрался до Павелецкого вокзала без приключений.
– Куда теперь? – спросил водитель.
Митяй тряхнул головой:
– Бля, забыл! На Серпуховской, улице свернем, а там я вспомню.
Добрались до Серпуховской улицы. А из нее попали на третий Павловский переулок.
– Вот теперь ждите здесь, – сказал Митяй, выбираясь из микроавтобуса.
Он отряхнулся, застегнул куртку до самого горла, размял затекшие от сидения в микроавтобусе ноги.
– Через полчаса буду.
– Полчаса сидеть здесь? – спросил рыжий.
– Сиди и не дергайся.
Сам же Митяй зашел во двор, затем взбежал на площадку четвертого этажа и постучал в дверь, обитую рваным коричневым дерматином.
– Кто? – раздался сдавленный голос.
– Свои, – отозвался Митяй и трижды с силой ударил в дверь.
– Дверь задрожала. Ударь Митяй немного крепче, и замки навряд ли выдержали бы.
– Не ломай! Не ломай.., твою мать!
– Твою мать, – с площадки крикнул Митяй.
Дверь открылась.
– Здорово, Бурый! – сказал Митяй вваливаясь в квартиру и наклоняясь к инвалидной коляске, в которой сидел мужчина с черным кучерявым чубом в тельняшке с короткими рукавами, из-под которых торчали худые синие от татуировок волосатые руки.
– Чего тебя принесло? – сразу же задал вопрос Бурый.
– Дело есть к тебе.
– Я же завязал, ты знаешь.
– Знаю я. Бурый, как ты завязал. Небось, краденым торгуешь?
– Это.., как положено.
– Были бы ноги твои целы, не отморозил бы ты их, так, наверное, не краденым бы торговал.
– Если бы да кабы… – скривился Бурый и, тряхнув головой, перебросил кучерявый черный чуб слева направо. Затем пригладил его жилистыми руками и, развернув в узком коридоре никелированную коляску, поехал в квартиру, в большую комнату. Митяй двинулся следом. – Ты один? – спросил он.
– Один, один, говори смело. Чего надо?
– А чего мне надо, как ты думаешь?
– Хрен тебя знает. Наверное, золотишко продать?
– Нет, Бурый, не угадал. А выглядишь ты хорошо, хоть и без ног, а сытый.
– Друзья не забывают, иногда подкидывают деньжат. Может, и ты принес?
– Принес, принес, – Митяй вытащил из внутреннего кармана пачку денег и бросил на круглый стол, застланный цветной скатертью. На краю стола была пепельница, полная окурков «Беломора», стояла бутылка, рядом с ней стакан. Бутылку на треть наполняла водка.
– Потянешь, Митяй?
– Нет, Бурый, я к тебе по делу.
– Перетрем, перетолкуем, смогу, окажу посильную помощь.
– Сможешь, Бурый. Мне твоя гармонь нужна.
– Ого, – изумился инвалид, – гармонь ему надо!
Выступать будешь, что ли?
– Один кент решил выступить, надо с ним хорошо поговорить. Знаешь, Бурый, так обстоятельно, чтобы больше не болтал, чтобы желание пропало, и чтобы он своим вонючим языком подавился.
– Гармонь я тебе дам, но это будет стоить…
– Ладно, мы же с тобой в одном бараке парились, так что давай, давай…
– Иди сюда, возьмешь, – Бурый подъехал на инвалидной коляске к дивану. – Поднимай.
Митяй присел, поднял сиденье.
– Валенки видишь?
– На хрена тебе валенки, у тебя же ног нет?
– Бери валенки.
Митяй вытащил валенки и сразу же понял, что в валенок засунут обрез. Вытащил, осмотрел.
– Хорошая у тебя гармонь.
– Еще бы, тульская.
– А патроны есть?
– В другом валенке. Тебе картечь нужна?
Читать дальше