Он с интересом, неожиданным для самого себя, ведь и газет-то почти не читал, вчитывался в надписи на надгробиях, просматривал таблички на памятниках, тут же в уме прикидывая, сколько лет прожил человек. Одни прожили на этой земле меньше его, другие немного больше. Он, повинуясь настроению, с аллеи свернул в узкий проход, почти по колено засыпанный липовой и кленовой листвой. Осенняя листва, багряная и золотая, пахла арбузной коркой.
«Вот так вот, купишь арбуз, разрежешь его и сразу же в нос ударяет запах свежести».
Почему недавно опавшая листва пахнет свежеразрезанным арбузом, Евгений Петрович Кублицкий не знал.
Он увидел впереди трех парней, дюжих, в кожаных куртках, с бутылками в руках. Он хотел свернуть в сторону, но не было куда, слишком плотно одна к другой стояли ограды, перебираться через них ему не хотелось, а свернуть назад не позволяла гордость, подумают еще, что он их испугался.
Кублицкий двигался неторопливо. Парни стояли, смотрели на него, попыхивали сигаретами. Время от времени голубоватый дымок несло ему прямо в лицо.
– Ты что тут делаешь, – сказал один из парней, – а ну, пошел вон с кладбища, корч старый! Хочешь, чтобы мы тебя тут похоронили?
Единственное, что было в руках у Евгения Петровича, так это плетеный кожаный поводок. Он тут же спрятал его за спину.
– Ходят здесь, козлы старые, воздух портят!
– Тебе, дед, уже давно не ходить, а лежать здесь надо.
– Чего молчишь? Молчат только трупы.
Парень прижал Кублицкого к ограде с бронзовыми шишками, и Евгений Петрович позвоночником почувствовал железные прутья, острые, как пики, наконечники. Парень прижал его даже без помощи рук, навалившись животом, и лишь только после того, как глаза Евгения Петровича беспомощно забегали, рука с дешевым перстнем полезла ему во внутренний карман и извлекла портмоне – старое, потрепанное, давным-давно подаренное женой на пятидесятилетие.
– Сейчас, ребята, еще выпьем, у деда, оказывается, деньжата водятся.
– Ребята, не надо, отдайте бумажник, отдайте, это подарок.
– Ну что? Отдадим?
– Можно… Деньги покойникам ни к чему, а любимые вещи в гроб им иногда кладут.
Деньги из бумажника вытряхнули, а само портмоне швырнули в кучу листьев. Кублицкий хотел нагнуться, чтобы поднять, но его в этот момент толкнули, и он, неловко раскинув руки, нырнул головой в кучу пахнущих свежим арбузом листьев. А затем, встав на четвереньки, держа в левой руке бумажник, а в правой плетеный кожаный поводок, громко крикнул:
– Герольд! Герольд, ко мне!
Огромный пес возник в считанные секунды. Он перепрыгивал через ограды так, словно бы их и не было.
Тот парень, который прижимал Кублицкого к железным прутьям, первым увидел пса. В руке блеснул нож.
Это его и сгубило. Герольд слету вцепился в руку, сбив парня с ног, хрустнули кости, истошный вопль разнесся над тихим кладбищем. Один из хулиганов хотел броситься на пса, но, сделав два шага, остановился, завидев кровь и кости, торчащие из запястья приятеля.
– Бля! Бля! Да он же бешеный!
Убежать парни не успели. Герольд повалил их всех на землю и бегал по их спинам, зло рыча, даже не давая подняться, хотя в общем-то подняться на ноги никто из троих даже не пытался, понимая, что подобное действие разозлит огромную овчарку и та может вцепиться уже не в руку, а в шею или в лицо. Пена свисала из пасти Герольда, он скалил огромные клыки, такие большие, как мизинец ребенка. Его глаза зло горели, как-никак обидели хозяина, а за хозяина пес готов был перегрызть горло любому.
– Ну, что, сволочи, – радостно сказал Кублицкий, даже вид чужой крови не вывел его из себя, – деньги хотели у старого человека забрать, пенсию из кармана вытянули?
– Мы отдадим! Отдадим! Батя, забери свои деньги, мы тебе еще дадим бабок, только убери зверя!
– Уберу! Сейчас, разогнался! Герольд, сторожить! – насвистывая, Евгений Петрович развернулся, подобрал деньги, аккуратно уложил их в бумажник и не спеша направился по аллейке к Ярославскому шоссе, знал, с псом ничего не случится", самое страшное, исполосует одному из негодяев лицо, если попробуют убежать.
Ему повезло, наряд милиции он заприметил тотчас, лишь только вышел на тротуар. А уже через пять минут трое молодых головорезов выходили из ворот кладбища в сопровождении милиции и зло рычащей овчарки.
– Молодец, Герольд, молодец! – потрепав за уши пса, приговаривал Евгений Петрович.
– Мы до тебя еще доберемся, хрыч старый! – обернувшись, бросил один из парней.
Читать дальше