Андрей Воронин - Время вспомнить все

Если бы Илларион знал, что он припарковал свою машину точно на том месте, где несколько дней назад стояла машина убийцы Штурмина! Но это ему не было известно. Он вошел в кафе, даже не раздеваясь. В кафе был занят только один столик, за которым сидели парень с девушкой и пили вино из высокой узкой бутылки. Закусывали вино шоколадом.

Забродов осмотрелся.

– Вы кого-то ждете, ищете? – странным взглядом осмотрел Забродова, абсолютно его не узнавая, один из официантов.

– Мне Бориса надо.

– Сейчас позову, он там.

Через пару минут появился Борис в черной бабочке, в белой накрахмаленной рубахе, еще не смятой, с блокнотом в руке.

Илларион поприветствовал официанта, тот вежливо кивнул.

– Слушай, Борис, я к тебе по этому делу.

– Знаю, знаю, – сказал официант, – меня уже вызывали, я уже разговаривал со следователем.

– А что ты мне скажешь?

– Что я могу сказать…

– Давай присядем, – взяв за локоть официанта, Илларион усадил его рядом с тем столиком, за каким сидел в тот злополучный день.

– Я уже все рассказал Сорокину.

– Повтори, пожалуйста, мне.

– Мест в кафе не было, – Борис посмотрел на часы, – ну, как раз в такое время, так бывает. Все столики оказались заняты. Не каждый день такое происходит, но случается. А ваш друг остался сидеть. Я убрал посуду, а он все сидит. Счет был оплачен, вы же и оплатили.

– Да, я помню, продолжай, Борис, – сказал Забродов.

– Вошел мужчина, посмотрел по сторонам… Все как всегда. Видит, место свободное возле вашего друга, подошел и сел.

– Что заказывал? – спросил Илларион.

– Водку не заказывал, заказал кофе и два салата., – А у моего приятеля водка еще была?

– Да, была, где-то полграфина.

– Он много выпил?

– Нет, что вы! Я потом водку унес, когда они ушли.

– Они уходили вместе?

– Встали они одновременно, а как пошли, кто ж их знает? Я потом убрал стол и посадил других посетителей, какая-то компания из шести человек – четверо мужчин и две женщины.

– А как выглядел, Борис, человек, который сидел с моим другом?

– Здоровый такой. С моих слов фоторобот составили, кстати, я сейчас его покажу, дали, что бы постоянным посетителям показывал, – официант вытащил из заднего кармана черных отутюженных брюк сложенный вчетверо лист бумаги, развернул и положил перед Забродовым, аккуратно разгладив. – Ну, примерно, вот такой.

– А что еще ты запомнил? Какие-нибудь приметы?

– Нет, ничего особенного.

– Борис, подумай, подумай. Может, на руках что-нибудь было?

– Нет. У меня уже все спрашивали, я ничего не помню.

– А ты бы его узнал?

– Конечно, узнал бы. Я на память не жалуюсь, помню даже тех, кто в кафе два или три раза бывал.

– Да, это хорошо, – Забродов развернул лист бумаги и принялся рассматривать портрет мужчины.

– А руки какие у него были?

– Здоровые, пальцы толстые, как у лодочника.

– Почему как у лодочника? – спросил Забродов.

– У меня дядя-лодочник на Оке, так у него мизинец толще моего большого пальца. Понимаете, он на веслах лет сорок, каждый день гребет, гребет, вот пальцы и становятся такими сильными.

– Ты думаешь, он гребец?

– Не знаю. Может, в детстве греблей занимался, очень сильный.

– А роста какого?

– Ростом он с вас, где-то метр семьдесят восемь, может, быть метр восемьдесят. Но высоким не выглядит, потому что плечи очень широкие.

– А как он был одет? Пиджак, свитер, шарф, брюки, шарф хороший, дорогой? Часы какие у него были?

– Какие часы, не помню, не видел. Вполне может быть, их у него и не было.

– Так ты говоришь, Борис, смог бы его опознать?

– Конечно, узнал бы! Если зайдет, сразу позвоню.

Мне и полковник сказал это сделать.

– Хорошо, хорошо… – пробормотал Забродов, – спасибо тебе, Борис, – Забродов пожал руку и заспешил к себе.

Уже в машине, когда повернул ключ в замке зажигания, Забродову показалось, в памяти промелькнуло лицо мужчины.

«Где-то я его видел. Видел похожего человека. Но где, когда?» – и Забродов, уже проводя джип сквозь узкую арку, судорожно пытался вспомнить, где, при каких обстоятельствах и в какой компании видел похожего мужчину.

Мещеряков уже стоял во дворе. Мужчины взглянули друг другу в глаза, пожали руки.

– Как дела? Ладно, не говори, – сказал Илларион, – знаю, тебе худо, вижу.

– Да уж, досталось. Особенно страшно, Илларион, говорить о смерти близким.

– Понимаю.

– Чем ты занимаешься?

– Практически ничем.

– Ты какой-то напряженный? – спросил Мещеряков.