Леонид Влодавец - Простреленный паспорт. Триптих С.Н.П., или история одного самоубийства

— А-а-а-а! — вновь выкрикнула итальянка.

И Серега испытал что-то похожее на тот злорадный восторг, какой, наверное, охватывал когда-то его мать, снайпера Тоню, когда от ее выстрела валился наземь очередной из тех тридцати двух. Холодный, внешне незаметный, этот восторг как бы говорил: «Хорошо сработал. Давай еще!» И он давал! Горячил, растирал, разминал эту гладкую заграницу, холеную, культурную, снисходительную к восточному варвару. Да, конечно, тут не без стремления к экзотике! Может быть, он в ее коллекции под трехзначным номером. Американцы больше любят кататься по свету, да и денег у них побольше, но и Европа к тому тянется, не желает быть хуже других. Серджо, небось, тоже потаскал Джулию по континентам. Кто знает, с кем они баловались в Африке, в Азии? А теперь вот самая редкостная коллекционная вещь — россиянин. Если итальянские мужчины наверняка попробовали русский секс, раз у нас этот товар, оказывается, в наличии, то среди их соплеменниц таких осведомленных куца меньше… Тут в Сереге, в его перебаламученном сознании, поднялись на поверхность и завертелись какие-то полоумные мысли, закрутились когда-то слышанные фразы: «За поруганных жен и дочерей наших, за слезы матерей…» Черт его знает, откуда их принесло, только уж очень они казались к месту и ко времени… Да!

Серега с каждой новой секундой все больше зверел. Его пьянили свобода и власть над этим гладким, скользким, извивающимся телом, покорно и даже с восторгом принимающим маленькие мучения от его буйствующего организма. Джулия даже и не догадывалась, не чуяла, что в основе так радовавшего ее Серегиного неистовства лежит не любовный, а, скорее, шовинистический угар. Она была Европа, малюсенький полуостров Гигантской Евразии: голова — Пиренеи, труди — Альпы, правая рука — Аленины, левая — Скандинавия. И клином, снимая все и вся, мчались по гладким европейским шоссе могучие русские танки… Ура-а-а-а-а-а! Вышли к Ла-Маншу! Пленных нет!

…Остывая, Серега приходил в себя, вспоминая свое безумие, и только улыбался: прискочит же в башку такая дурь!

— Манифико, — открывая глаза, пробормотала Джулия. — Сережа… Сережа…

И ладонь ее мягко покатилась по Серегиной спине, взмыленной, как у коня после долгой скачки. Серега улегся радом с ней, откинулся навзничь и расхохотался.

— Что смешное? — спросила Джулия с любопытством. — Я, да?

— Нет, я, — произнес Серега. — Я смешной, а ты — прелесть…

— Да? — удивилась она. — Почему?

— Потому что ты — киса, лапочка, душенька, цыпочка, цветочек, звездочка и еще немного поросеночек.

— Ой, как много слов, а я знаю мало.

— Скажи, какие знаешь, а остальные я объясню.

— Я знаю: цветочек — маленький цветок, звездочка — маленькая звезда. А еще знаю, что поросеночек — это очень маленькая свинья. Перке? Почему? У нас, когда ругаются, говорят: порка Мадонна! Мадонна-свинья! Очень нехорошо. Я что, плохо пахну или грязная?

— Нет, но у тебя очень вкусное мясцо, — состроив умильную и виноватую рожицу, прошептал Серега и поднял на ладонь одну из ее грудок.

— Хули-ган, — промурлыкала Джулия, — а что это киса?

— Это кошечка, маленькая кошка. Пушистая такая, мягкая, теплая.

— Это хорошо, у нас тоже так любят. А цыпочка — это палец ноги, пуанты, так?

— Нет. Цыпочка — это маленький цыпленок, птенец курицы.

Из коридора послышались шаги.

— Это Аля! — ахнула Джулия.

Она растерянно вскочила, схватилась сразу и за рубашку и за трусики. А Серега продолжал лежать. Ему было все равно.

Аля толкнула запертую дверь и спросила:

— Вы там?

— Ага, — ответил Серега.

Джулия поспешно натягивала колготки.

— Ты с Джулией? — спокойно поинтересовалась Аля. — Да.

— Открой.

Джулия умаляюще посмотрела на Серегу, но тот уже встал и подошел к двери. На нем не было ни клочка одежды, но на Алю это не произвело впечатления. Она криво усмехнулась и спросила:

— А Серджо где?

— Ужрался, — объяснил Серега. — Лежит у сортира.

— Пойдем поможем ему.

Серега надел трусы и шлепанцы. Джулия, красная от смущения, пошла с ними, едва застегнув бюстгальтер. Аля пришла тоже без джинсов, видно, забыла их надеть. Втроем попытались растормошить Серджо, но он только бормотал бессвязно, просыпаться не хотел. Понесли его в ванную, сняли испачканную одежду, окатили водой. Кое-как он пробудился, но ненадолго. Поддерживая за плечи, его довели только до той комнаты, где Серега был с Алей. Он пластом лег на тахту и тут же захрапел снова. Аля нашла какое-то одеяло, подушку, Серджо создали условия для сна и оставили в покое.