Леонид Влодавец - Простреленный паспорт. Триптих С.Н.П., или история одного самоубийства

— А мы одни. Уехали мои.

Серега чувствовал лень и желание поваляться, но все же начал отвечать на ее ласки и поцелуи. Але они показались слишком вялыми, а потому она заявила:

— Сейчас я тебе покажу кое-что, сразу проснешься!

Она нашла в нижнем шкафчике нужную видеокассету и включила систему. Сперва Сереге показалось, что показывают какую-то эстрадную программу. Пожилой джентльмен во фраке с бабочкой на воротнике что-то тараторил по-немецки на сцене, где, кроме него, стояли несколько мужчин и женщин, молодых, красивых и элегантно одетых. Невидимый зал то и дело аплодировал и хохотал шуткам старика, а молодые скромненько улыбались. Перевода не было, и что молол старичок — было непонятно. Зато в глубине сцены находилось какое-то сооружение вроде телефонной будки. Сквозь стекло было видно, что там стоят в обнимку мужчина и женщина. Они постепенно разоблачались, успевая при этом целоваться. Старичок все еще болтал, а одна пара из слушавших его убежала за сцену. Потом последовала такая картина, что Серега аж крякнул. Все-таки он был провинциалом. Даже в Семином видеозале так откровенно ничего не показывали. Впрочем, может быть, и показывали, но Серега этого не видел. Сработали у него безусловные рефлексы: лежа на боку, он добрался до Али, притиснул к себе ее упругий зад, а затем… Аля только мурлыкнула, продолжая глядеть на экран.

— Я же говорила, — пробормотала она.

— Куда там! — хмыкнул Серега.

На экране все шло своим чередом, а у них все-таки было лучше. Смотреть одно, а самим — другое… И веселее, и слаще.

Суббота, 28.10.1989 г.

Ночь показалась Сереге каким-то странным круговоротом из сна и яви, из видео и реальности. На экране всю ночь мелькало обнаженное тело, точнее, множество тел, мужских и женских, со всеми присущими им атрибутами. Казалось, что все, что только может придумать падкий на сладкое человеческий разум, было показано воочию. Должно быть, даже всемирно известная «Кама-сутра» не содержала в себе такого количества поз, в которых совершались половые акты. Тут же рядом было живое и готовое на все женское тело, осязаемое, реальное…

Силы оставляли Серегу, он засыпал, но спал чутко. Во сне тоже крутились какие-то образы из видео, а также все женщины, с которыми Серега был близок за последнее время. Сереге казалось, что его партнерша просто неутомима. Он уже начинал ненавидеть ее за то, что она есть, а себя — за то, что с ней связался. Лишь около шести утра они наконец уморились и заснули. Этот сои был уже по-настоящему глубокий — пушкой не разбудишь.

Серега проснулся, когда электронные часы показывали. 15.20.

— Весело… — зевнула Аля. — Надо в ванну.

Пошли вместе, но лишь затем, чтобы смыть с себя липкую грязь и стыд прошедшей ночи. Отчего-то обоим захотелось побыстрее одеться и привести в порядок комнату.

Пили кофе молча и не глядя друг на друга. Слишком уж много провернули ночью, можно было и не спешить. Але казалось, что виноват Серега, а он думал наоборот. И в то же время расставаться не хотелось.

— Что будем делать? — спросил Серега.

— Будем предаваться наслаждениям, усмехнулась Аля, — духовным, естественно. Я могу тебе спеть?

— Можешь, — разрешил Серега, но Аля не обиделась.

Некоторое время Аля настраивала гитару, потом звонко перебрала струны, скосила голову на плечо и завела, явно кого-то пародируя:

Голос у нее был сильный, чистый и довольно приятный, но пела она, конечно, с издевкой то ли над автором романса, то ли над собой.

— Тьфу! — сказала Аля, оборвав пение. — Ну что ж так все похабно выглядит?!

Резко изменив голос с романтического на приблатненный, она наиграла из Высоцкого:

— Вот это точно, — вздохнула она, положила гитару, — все не так, и ничего не получается. Пир во время чумы.

— Ты вчера этого не понимала? — спросил Серега.

— Ты был моим наркотиком, понимаешь? — странно блестя глазами, выдохнула Аля. — Я пыталась с тобой забыться! Да, забыться, и больше ничего! Но вышло еще хуже. Я чувствую себя воровкой и шлюхой.

— Мне уйти? Сколько с меня за одежду?

— Дурак, — проворчала Аля, — дурак! Зачем ты меня оскорбляешь?

— Потому что я не альфонс и за счет баб жить не привык.

— Тебя понесло не в ту сторону, — проговорила Аля, смягчаясь, — не уходи. Помнишь, как тебе тогда было плохо? Ты хотел, чтоб мы с Леной остались. Вот и сейчас у меня что-то такое на душе. Надо выговориться до конца, целиком… Нет, не любила его. Это был обычный роман между богатеньким и молодой. — Он не знал, долго не знал ни о моей квартире, ни о моих родичах. Я кривлялась, потому что вше нравилось кружить ему голову и делать безумные штуки. И еще нравилось доводить вашу Елену. Очень нравилось! Это элемент садизма Кроме того, он послабее тебя, более квелый, хотя казался здоровяком. Жаловался на боли, еще на что-то. И все время лез учить. Вот ты ничему меня не пытаешься научить, верно?