Александр Тамоников - Пропуск с красной печатью

– Не позорьте меня, Виктор Павлович, – пробормотал, отворачиваясь, генерал. – Это обычная практика, мы всегда так делали. Вы правы, надо пересматривать сложившиеся установки, усиливать бдительность…

– Усиливайте, товарищ генерал-лейтенант, усиливайте, – с иезуитской улыбочкой отозвался полковник ГРУ. – Не запоздали бы только ваши меры… Хорошо, будем считать, что вашего «крота» мы вычислили. В розыск Медынич уже объявлен, будем надеяться, что не успеет свалить за кордон. Хотя, между нами, девочками, говоря… – глянул он на наручные часы, – с момента его исчезновения прошло больше двенадцати часов. Достаточно времени, чтобы на машине, не вызывающей подозрение, добраться до белорусской границы, до украинской и даже до границ стран Балтии. Правда, не исключаю, что он поехал совершенно в обратную сторону – на Урал, например, где его точно искать не будут…

Группа из восьми человек, плюс примкнувшая к ним девчонка, уже больше суток кувыркалась в каких-то болотах, медленно продвигаясь на восток – в район между сходящимися клином дорогами М-7 и Р-75. Виктор Михайлович Гальский, злой, как бес, в мокрой одежде, в которую впиталось все, чем богата природа средней полосы России, первым выбрался из заболоченной низины, повалился в высокую траву. Небо бороздили лохматые тучи. Опасности они уже не представляли – вылили все, что несли, где-то севернее, и теперь шли порожняком. Он стащил с себя лямки рюкзака с блоками для крылатых ракет, размял плечи. Трудно нести две сумки плюс автомат Калашникова, но приходилось – доверить ценный груз он никому не мог. Народ выбирался из леса по его следам – все уставшие, измазанные, по колено в липкой грязи. Романько, у которого от напряжения веснушки превратились в барельеф, тащил на себе «РПГ-7» с двумя оставшимися выстрелами. Он решительно отказывался расставаться с этой штуковиной. Вторую «похоронили» в болоте, да и черт с ней. Люди, тяжело дыша, пристраивались неподалеку. Шумно выдохнув, повалился на бок капитан Тарас Бредун – у заместителя прическа превратилась в колтун, на небритой щеке алели свежие царапины. Переругивались Кургаш и Тамадзе – что не поделили, непонятно, то ли толкнул один другого, то ли ногу отдавил.

– Не ссорьтесь, дети, – пробормотал Матиани, пристраиваясь рядом с Гальским. – Хватит ненависти, пора переходить к насилию, гы-гы…

Подошла, спотыкаясь, Белла – вылитая ведьма с автоматическим оружием, глаза блестят сатанинским огнем, лицо посерело от усталости, на лбу красуется фиолетовая шишка.

– Богу молилась? – хохотнул Матиани.

– Да пошел ты, – проворчала Белла, падая на «пятую точку» и исподлобья озирая собравшихся.

– Пять минут отдыха, – объявил Гальский.

Последними из леса вышли Трофим Журкович и малолетка Дина Гароцкая. С девчонкой происходили метаморфозы, она при этом молчала, но все было ясно без слов. «Какая я дура! – восклицали ее жалобные глаза. – Что я тут делаю?!» Подростковый максимализм разбился о суровую жизненную реальность. Она брела, пошатываясь, мокрая, как котенок, которого передумали топить. Она-то считала, что Матиани влюблен в нее, как Ромео в Джульетту, что они пойдут по жизни рука об руку, а тот сказал со смехом: «Ты что, совсем дура? Очнись, детка, на хрена ты мне нужна?» Она брела, глотая слезы, шмыгала носом – потрясенная, перепуганная, уставшая до безобразия.

Больше суток группа существовала в нечеловеческих условиях. От развилки покатили влево, к синеющему лесу, надеясь, что дорога куда-нибудь да выведет. Карта местности у майора имелась, но самая примитивная. Проселочные дороги на ней не значились, а других тут просто не было! Какая-то непролазная глушь на многие десятки километров. На севере – запущенный заповедник, на востоке – несколько деревень.

В лесу группа завязла. Несколько раз выходили, толкали машину, переругались в хлам. Потом поехали и немного успокоились. Только выбрались из леса, услышали треск – майор сообразил, включил заднюю передачу. Не успели скрыться под кронами, как над головами очень низко прошел вертолет, и все стало понятно. Обкладывают. Вертолет был окрашен в камуфляжные тона, на боках переливались ненавистные красные звезды. Слишком долго ковырялись они в лесу, враг уже среагировал, подогнал войска, полицию. Гальский лихорадочно думал – что они будут делать? Потеря для москалей ужасная, на кону огромные деньги, престиж страны, возможность диктовать цивилизованному миру свои условия. Ради этого они пойдут на все – подтянут технику, бросят войска в неисчислимом множестве, перекроют все лазейки. А майор Гальский допустил ошибку – не учел капризы погоды! Осень на дворе – не может постоянно быть сухо! Он не сомневался, что скоро войска и спецназ пойдут облавой. Мелькнула мысль спрятать добычу, прорываться налегке, но он отверг ее. В этом не было никакого смысла. Либо пан, либо пропал. Неужели опытные спецы не обведут вокруг носа желторотых мальчишек? Треск вертолета затих, и он двинул машину в восточном направлении, собираясь объехать заповедник с юга. Какая-то дорога здесь была, и, переваливаясь с косогора на косогор, он спешил добраться до леса. И надо же случиться такой неприятности – оставалось каких-то метров двести, как машина сломалась! Скорость вдруг стала падать, он давил на газ, но ничего не происходило. Выругавшись, остановился, снова завелся. Вроде поехали, но скорость упорно не желала расти. «Трындец, герр майор», – выразительно заметил Кургаш.