Андрей Белоус - Гастроль в мертвый сезон

В первый же вечер, решительно миновав раздаваемый на входе в ресторан рождественский глинтвейн, мы уверенно направились к бару. В качестве приобщения к мировым ценностям Доктор убедил меня освоить культуру употребления текилы. На первый взгляд гадость неимоверная, но при правильном потреблении – то есть с лаймом и солью, пьется неожиданно легко. Да и эффект от нее необычный, одно слово – клубный кайф. Ясность мысли сохраняешь до последнего, но настрой сравним с неудержимой эйфорией, взвинчивающей градус эмоционального подъема пропорционально потреблению этого чудодейственного напитка.

Последующие трое суток лучше всего охарактеризовал персонаж из одного культового фильма: “Здесь – помню, здесь – не помню”. Хотя, чему удивляться, если в эти дни тот же утренний выход на пляж развивался по одному сценарию.

Даже в Египте существует такое понятие как “Мертвый сезон”. Январь здесь самый холодный месяц. И если гостю из Сибири замерзнуть на пляже не грозит, то купаться решались далеко не все. Потому после четверти часа пребывания в воде, оставив увлеченного снорклингом Доктора, закутавшись в полотенце и мелко дрожа, я целеустремленно направлялся к пляжному бару.

Бармен, запомнивший меня с первого посещения, к моменту достижения мной намеченной цели, уже выставлял на стойку мой заказ. И скорей всего дело не в его уникальной памяти. Видимо, даже ему далеко не каждый день доводилось видеть, как залпом выпивается целый стакан водки, после чего ту же участь ожидает отправлявшийся следом стакан пива. И каждый раз, выходя из-под тенистой сени бара, всем естеством ощущая, как благодаря совместным усилиям тропического солнца и принятого коктейля начинает спадать сотрясающий тело озноб, я с запоздалым сожалением отмечал: – А ведь не хотел сегодня с утра напиваться.

Обладая любознательным и непоседливым характером, в качестве ознакомления с местными достопримечательностями в эти дни нами были исследованы все близлежащие окрестности. Обычным экскурсионным маршрутам мы единодушно предпочли колорит Египетских окраин, причем, словно нарочно, выбирались на свои экстремальные прогулки с наступлением темноты, и прилично накидавшись. Ну а уж торговцы в расположенной напротив отеля бесконечной череде ларьков с всевозможной сувенирной продукцией, начали узнавать нашу парочку в лицо после первых же визитов. И обычно пытаясь привлечь в свою палатку каждого проходящего мимо иностранца, нам почему-то предпочитали не досаждать.

Вот от одной такой прогулки у меня сохранились, хоть и отрывочные, но наиболее яркие воспоминания. Обычно общение с продавцами вел лингвист и интеллектуал Доктор, но стоило мне сфокусировать взгляд на этом колоритном персонаже, первым в разговор вступил именно я.

– Замерз? – обратился я к невероятно черному даже на фоне своих коллег аборигену, одетому явно не по сезону.

Теплую куртку на синтепоне, в которую он зябко кутался, дополняли столь же неуместные для здешних широт плотные брюки, и тяжелые закрытые ботинки. По сравнению, со мной, одетым лишь в легкую футболку и шорты, контраст выглядел настолько комичным, что обернувшийся на мое замечание Доктор невольно рассмеялся.

– Да, холодно, зима все-таки, – нисколько не смущаясь, ответил мой собеседник практически без акцента. Причем, поражая прекрасным знанием русского языка, продолжил: – У нас солнце низко-низко висит, и так холодно никогда не бывает, –

Вот так и произошло наше знакомство с эфиопом Тито, хозяином экскурсионного агентства “Мо-Мо”, с пребыванием в котором у меня сохранились последние воспоминания о том вечере. Да и сам хозяин оказался личностью неординарной. В отличие от своих соседей по бизнесу, его, похоже, нисколько не смущала наша развязанная манера поведения, и избавиться от нас поскорей, как все прочие, он не спешил. Напротив, пригласив внутрь, всячески поддерживал разговор, причем владея русским языком настолько виртуозно, что припомнить подобное среди местных, мне не удавалось. При этом утверждал, что в России никогда не бывал, несмотря на многократные приглашения обосновавшихся в Петербурге родственников.

– Да я там замерзну, как только из самолета выйду, – зябко вздрагивая, абсолютно искренне возмущался Тито, чем вызывал у нас очередную порцию веселья.

Но стремительность потери связи с реальностью я мог объяснить только экзотическим угощением, которым нас потчевал гостеприимный эфиоп. В памяти сохранились лишь ленивые клубы дыма, плавно опускавшиеся на дно толстостенной стеклянной чаши, покрытой снаружи испариной мелких капель конденсата.