Только поздним вечером, когда на город небоскребов упали сумерки и порт утонул в море ярких огней, я, окончательно вымотанный, дал добро на погрузку. Корабль, на котором мне предстояло возвращаться к далеким родным берегам, оказался куда более приличным, чем найденная Бернштейном в прошлый раз ржавая калоша из Юго-Восточной Азии. Команда почти целиком состояла из африканских негров, вполне цивилизованных граждан бывшей французской колонии Кот д'Ивуар. У абсолютного большинства из них не было американской визы, так что на берег черномазых не пускали, и бравые морские волки практически в полном составе впали в беспробудное пьянство, начавшееся, судя по опухшим и отекшим физиономиям, сразу же по прибытии судна в Нью-Йорк – четыре дня назад. Второй помощник капитана, дочерна загорелый общительный ирландец, вежливо провел меня по кораблю, показал мою крохотную, но чистенькую отдельную каюту, дал ключ и пропуск, а потом сошел на берег и направился в одно из ближайших к порту заведений, публично именуемых массажным салоном. Когда он вернулся, то еле стоял на ногах, а на его шее алел гигантских размеров засос. Судя по величине пятна, массаж бравому «островитянину» делала сама статуя Свободы.
К тому времени сын племянника Соломона Натановича уже провернул все, что мне было нужно – забронировал номер в отеле, арендовал сейф на предъявителя в «Кэмикл-банке» и даже купил по дешевке у знакомых торгашей с района два блока настоящих американских сигарет «Парламент». Шустрый Абраша забрал из оставшейся суммы положенные ему за труды пятьдесят баксов и свинтил, даже не попрощавшись. Я закинул свой портплед в каюту, взял такси и поехал отдохнуть в ресторан «Одесса», где в этот вечер давал концерт Вилли Токарев. Плотно поужинав и вдоволь насладившись своеобразным шармом незамысловатых кабацких песен, я вернулся на корабль уже под утро, крепко вдетый, не раздеваясь, лег на койку в своей микроскопической каютке и забылся глубоким, долгим и бесцветным сном. Когда я продрал глаза и вышел на палубу освежиться, то от пропавшей где-то на линии горизонта звездно-полосатой страны остались лишь миллионы отраженных в заливе Гудзон разноцветных огней. Гуд бай, Америка! Уэлком бэк то бэд Раша!
* * *
По возвращении в родной город, где, как всегда в это время года, было сыро и слякотно, я сдал груз Боре-гею, получил причитающиеся мне за труды деньги, с легким сердцем помахал «Фортуне ЛТД» ручкой и под чутким руководством театрального гримера дяди Гриши целиком погрузился в подготовку к генеральной репетиции операции по ограблению курьера. Мне предстояло обзавестись лицедейским реквизитом и научиться самостоятельно изменять внешность, причем так качественно, чтобы случайный прохожий из толпы при виде меня не расплылся в дебильной улыбочке и не шепнул идущему рядом приятелю: «Смотри, Колян, еще один педик с размалеванной мордой». Занятия проходили поздним вечером на квартире дяди Гриши, и процесс шел, мягко говоря, гораздо медленнее, чем предполагалось. Только через десять дней я более-менее сносно научился управляться с накладными усами, париком, тональным кремом, зубной пластинкой и цветными контактными линзами. Для того, чтобы войти в образ, мне требовалось не более пятнадцати минут, и такой показатель был оценен как достаточный для рядового «частного детектива», чьей основной обязанностью было следить за неверными женами, мужьями и любовниками.
Спустя две недели после начала занятий я решил, что достиг своей промежуточной цели. Я наложил грим, сфотографировался на загранпаспорт и в сквере возле Финляндского вокзала, прямо под памятником Володе Каменному, передал снимки знакомому Карела. Вместе с выдуманным накануне именем, которое должно было стоять в занесенном во все базы данных МВД и ФПС выездном документе. Отныне я звался Андрей Андреевич Иванов, тридцати трех лет от роду, уроженец города Луга Ленинградской области, постоянно проживающий в Санкт-Петербурге в гордом одиночестве. На случай возможных осложнений с властями мною была даже придумана подробная автобиография-легенда. Одним словом, проворачивая все эти подготовительные мероприятия, я круглые сутки пребывал в эйфории, что было для меня так ново и удивительно, так будоражило нервы и воображение, что порой напоминало галлюцинацию, бред наяву, морок, виртуальный или параллельный мир, в который я погрузился в погоне за острыми ощущениями и огромными деньгами.
Читать дальше