Илья Бушмин - Дорога смерти

– Как ты… – начал Игорь. Но договорить не смог.

Рябцев сдерживал себя до последнего. А теперь отпустил.

Первым ударом в живот он заставил Игоря согнуться и выкатить глаза. Вторым ударом, в челюсть, Рябцев вывихнул ее – кость хрустнула под его костяшками. Хрипя, Игорь завалился на стену, но Рябцев не позволил ему упасть. Схватив его за плечо и прижав к стене всем своим весом, Рябцев принялся бить рыжего ублюдка в лицо. Рябцев бил отчаянно, яростно и безостановочно. Опер бил Игоря снова и снова, со злорадным безумным спокойствием видя, слыша и чувствуя все. Как с похожим на чавканье звуком ломается сухожилие носа. Как трескается и немедленно набухает кровью скула. Как вылетают передние зубы, оставляя после себя обезображеный раззявый рот. Как брызги крови попадают на лицо самого Рябцева. Как распухают и наливаются пунцовой болью отбитые костяшки собственного кулака, перемазанного в чужой крови. Как вышедшая из отделения женщина в белом халате вскрикнула, с грохотом уронила больничные судна на бетон и с визгом исчезла снова.

А потом Рябцев, тяжело дыша, отпустил Игоря. Неизвестно когда, после какого именно удара, потерявший сознание Игорь медленно сполз на асфальт и, скрючившись, замер рядом с букетом красных роз.

– Падла, – тяжело дыша, процедил Рябцев и сплюнул. Слюны не было, была только сухая тягучая субстанция, которая лентой повисла не его подбородке. Вытерев лицо рукавом парадного мундира, Рябцев отступил назад. – Падла… Вот теперь это все неважно. Только теперь.

Чуть пошатываясь, Рябцев побрел назад. Люди перед ним, видя растрепанный и перечачканный кровью мундир и отсутствовавшее, потустороннее лицо опера, испуганно расступались. Но ему было плевать. Плевать на все.

В туалете Рябцев умылся. Подняв мокрое лицо, в залапанном и треснувшем в углу зеркале над раковиной он увидел собственное изможденное, потерянное лицо. Лицо человека, чей мир перевернулся, а все координаты в нем исчезли окончательно и бесповоротно.

Рябцев хотел, чтобы у него возникло желание двинуть кулаком по зеркалу. Желания не возникло. Внутри была пустота, и не хотелось больше ничего.

Рябцев вытер лицо бумажным полотенцем, швырнул его в урну и вышел в коридор.

Бегин сидел в кабинете и что-то писал в свете настольной лампы. Он лишь покосился на Рябцева, окинул взглядом его одежду – Рябцев успел переодеться.

– У тебя где-то лежит запасная одежда?

– В архиве свитер валялся. Весной по утрам холодно было, и Вика предложила…

Рябцев запнулся, споткнувшись на имени жены, и понял, что продолжать не нужно. Он молча подошел к окну. На город опускались сумерки. Рябцев посмотрел наверх. По небу ползли редкие облачка, и опер вдруг где-то на периферии сознания отметил, что они были очень красивы. С одной стороны – восточной, откуда скоро придет ночь – черноватые, зато с западной стороны – там, где на горизонте все еще жило воспоминание о солнце – их обрамляли красные и розовые узоры.

Рябцев достал пакет с табаком, пачки с папиросной бумагой и фильтрами. Приоткрыв окно, скрутил себе сигарету. Закурил. Струйка дыма зигзагом ползла к окну, но сразу за ним рассеивалась и устремлялась, тая, наверх.

– Самое хреновое, когда нож в спину всаживает кто-то близкий, – пробормотал Рябцев. – От чужого это ждешь. А близкий… Он, к тому же, знает, сука, куда именно ударить. Он знает, где слабое место. И бьет без промаха именно туда.

Рябцев, делая очередную затяжку, обратил внимание на костяшки. В туалете он их отмывал, как мог. Раны на разбитой об чужое лицо коже щипали и пылали огнем. Сейчас они выглядели багровой, вздувшейся мертвой тканью.

– Сегодня один из самых хреновых дней в моей жизни, чувак. Бывают же такие дни, б… дь. Тебе ли не знать, – сказал Рябцев. Ему не хотелось ничего, кроме как поделиться своей болью с кем-то. А после того, как он узнал Бегина получше, Рябцев знал точно, что тот знает толк в боли. Несмотря на отсутствие возможности чувствовать ее физический эквивалент. – Посоветуй мне что-нибудь. Пока что у меня только один вариант. Нажраться в лоскуты и не просыхать несколько дней.

– В прошлый раз тебе это помогло?

– Все, что в моей жизни было важным, развалилось к е… ням. Ты ведь проходил через такое. Да чего уж там… Тебе было намного хуже, чем мне сейчас. Наверное. Как ты справился?

Бегин отложил ручку. Обернулся на Рябцева. Тот смотрел на следователя и ждал ответа.

– Кто сказал, что справился?