Геннадий Авласенко - Уродка - и аз воздам

– А что, собственно, ты имеешь против дилижансов? – сенатор засмеялся, но глаза, как и прежде, оставались холодными и настороженными. – И кстати, твой секретарь ничего не перепутал. Вот уже второй день, как я исполняю обязанности окружного комиссара. Временно, разумеется… – тут же поправился он. – С сохранением всех моих сенаторских полномочий!

– Понимаю! – медленно проговорил инспектор, хоть понимал далеко не всё.

Что ни говори, а для дяди это было понижением. Хорошо, если и, правда, временным.

И что, интересно было бы узнать, произошло с прежним комиссаром? Пошёл на повышение? На пенсию? Или, может, спешно переброшен в другой округ… такое иногда случалось…

– Ни то, ни другое, ни третье! – резко, даже излишне резко отозвался сенатор, и инспектор вдруг понял, что последние свои слова произнёс вслух. – Он погиб…

– Погиб? – машинально повторил инспектор, потом до него дошло. – Погиб?! – повторил он удивлённо и, одновременно, встревоженно. – Как он погиб? Крысы?

– Если бы! – мрачно буркнул сенатор, вновь опускаясь в мягкое кожаное кресло. – Если бы… – повторил он ещё более мрачно. – Да ты садись, разговор у нас долгий предстоит!

Инспектор, немного поколебавшись, всё же уселся в одно из кресел для посетителей. Тоже кожаное, тоже достаточно мягкое… впрочем, до того кресла, в котором так удобно расположился в данный момент комиссар-сенатор (он же, родной дядя инспектора), креслицу сему было, ох, как далеко…

– Ты спрашиваешь, как он погиб? – каким-то незнакомым, враз изменившимся голосом проговорил дядя, нервно комкая в пальцах первый попавшийся лист бумаги. – Так вот: его разнесло на куски! Вместе с его долбаной красной каретой! Понимаешь?! И жандармы, что сопровождали верхом карету, тоже разорваны на куски самым невероятным образом. Точнее, и они сами, и их лошади получили увечья, несовместимые с жизнью.

– Оружие древних? – прошептал инспектор внезапно осипшим голосом.

– Вроде того… – кивнул головой комиссар. – Но их, ещё живых и, наверное, жалобно умолявших о пощаде, добивали потом… из тел некоторых извлечены пули, подобные тем, что были извлечены из мёртвых крыс, погибших во время того памятного набега на резервацию. Так что, там не одно оружие древних… там, как минимум, были задействованы две его смертоносные разновидности…

Он замолчал и вновь принялся мять в пальцах бумажный ком. А инспектор тоже молчал, ошеломленно пытаясь осознать только что услышанное.

– Я вот чего не понимаю, – вновь заговорил комиссар. – Зачем ей понадобилось убивать ещё и тех маленьких пони, которые были запряжены в карету. Из злобности, разве что, из дикой ненависти ко всему живому… ведь в каждое из этих несчастных созданий она всадила не менее пяти пуль. Причём, именно в живот, чтобы не сразу погибли… чтобы помучились ещё как следует перед смертью…

И грохнув кулаком по столу, он неожиданно заорал прямо в лицо племяннику:

– Как ты мог?! Как мог ты выпустить живой эту кровожадную тварь?! Из этого здания, из которого ни один попавший сюда урод не должен выходить живым! О чём ты, мать твою, думал тогда… да и думал ли вообще?!

Инспектор ничего не ответил, да и что было отвечать. Он один виноват в том, что произошло… он и никто иной…

Хотя… кто бы мог знать, что всё так случится?! Или эта тварь и ранее находилась в сговоре с крысами?

– Да ни в каком сговоре она не находилась! – буркнул комиссар… и инспектор вновь с удивлением осознал, что произнёс вслух последний вопрос. – И вообще, что ты хотел ещё из неё вытянуть? Она ведь и в самом деле рассказала тебе всё во время первого допроса… или, скажем так, собеседования! Да ты и сам это тогда понял, разве не так?!

Инспектор ничего не ответил… впрочем, вопрос был чисто риторическим и не требовал ответа…

– И она ни в чём не была виновата тогда, эта девочка! – вновь повысил голос комиссар. – Она и в самом деле случайно во всё это вляпалась, неужели ты этого не понял сразу же?

Хоть и этот вопрос тоже был чисто риторическим, ответить на него всё же пришлось.

– Понял, – медленно, почти по слогам проговорил инспектор, стараясь при этом не встретиться с дядей взглядом. – Но, согласись, ведь нельзя же было эту тварь… эту мутантку, – тут же поправился он, – просто взять и отпустить…

– Нельзя! – сразу же согласился комиссар. – Ни в коем случае нельзя было! Но умертвить её быстро и безболезненно, это ведь было в твоей компетенции?! Не мучить, не подвергать бессмысленным и никому не нужным пыткам… мне кажется, эта девочка страданиями своими искупила те небольшие прегрешения, кои имела (ежели, вообще, их имела!), и тем самым заслужила лёгкую и быструю смерть. А вместо этого ты повелел пытать её жестоко и изощрённо, а потом вновь отправил в подземелье, на новые страдания! Зачем, спрашивается?