Андрей Троицкий - Пропавшая в Москве

– Ну, я сам сюда недавно устроился. Друзья помогли. Место хлебное, много желающих попасть в санитары. Но репутация у морга еще та… Говорят, что у жмуриков, которые скоропостижно скончались на улице, в метро или в такси и были доставлены сюда, пропадали вещи. Мобильные телефоны, деньги, кольца… А при вскрытии изо рта мертвяков санитары и врачи выламывают золотые коронки.

– Это правда?

– Слухи я оставляю без комментариев.

Санитар лукаво подмигнул собеседнику и добавил:

– Поэтому последнее время нам и достается так много бомжей и нищих бродяжек. Видно, друзья этого Коли волновались, чтобы чего не пропало. И золотые коронки оказались на месте. Вот и похлопотали, чтобы тело перевезли в другой морг.

– Коля Степанов – это семилетний мальчик, – Радченко почувствовал первые приступы мигрени. Боль начиналась в области затылка и сдавливала голову, словно железным обручем. – У него нет и быть не может ценных вещей. Он просто не мог, не успел их завести. Он всю жизнь прожил в детском доме. И золотых зубов во рту тоже нет и быть не может.

– Тогда не знаю, – санитар поскреб ногтями затылок. – В карточке регистрации было сказано, что во рту труппа – четыре коронки желтого металла. Я думал, что из-за этих вставных зубов весь сыр-бор. Кто-то звонил дежурному врачу. А потом приехала машина, труп забрали. Такая история…

– Можете выяснить, куда увезли тело?

Санитар вернулся через пару минут и назвал номер другого морга.

Николай Макарович появился в кабинете только через час. Джейн сидела на том же месте, разглядывая носки своих башмаков. Ботинки она нашла на табурете вместе с новой одеждой. Обувь поношенная, но сделана из толстой кожи, поэтому развалится еще нескоро. Кажется, такие же башмаки носила Королева Виктория.

Джейн подумала, что до безумия ей осталось рукой подать. Бессонница и голод свое дело сделали. До сих пор ей кажется, что руки, грудь и шея перепачканы человеческой кровью, горячей и густой, как масляная краска. Эту кровь нельзя смыть ни струей воды из-под крана, ни растворителем. Разве только что концентратом серной или азотной кислоты. Смыть кровь вместе с кожей.

Лихно сел за стол и сказал:

– Аносов – это не человек, а зверь. И вы получите тому доказательства. В случае отказа вы заставите меня сделать страшные вещи, которые я совсем не хочу делать. Я даже говорить об этом не хочу, потому что по натуре неисправимый либерал. Ну, подумайте о своем ребенке, об отце. Много ли ему осталось?

Джейн почувствовала, как в груди оборвалась какая-то ниточка. Оборвалась и ударила по сердцу. А сердце, словно бокал тонкого стекла, треснуло, а потом рассыпалось на мелкие осколки. Она подумала, что на свете существуют сотни, тысячи приемов изощренного давления на человека. Когда живое существо, ломают словно пластмассовую куклу. Из книг она знает некоторые приемы психологического воздействия на людей. Изощренного, крайне жестокого. Сейчас ее ломают, это мучение будет продолжаться, пока садисты не добьются своего. Как долго она еще выдержит такую пытку? Пару дней? Неделю? Один час? Она сделана не из железа, слеплена из мягкого теста…

Или ее уже сломали?

– Вы даете слово, что меня отпустят, как только я начерчу план того дома?

– Я даю слово офицера. Старшего офицера, что вас отпустят немедленно. Вы не проведете здесь ни одной лишней минуты. А мое слово дорогого стоит.

– Но чем вы докажете…

– Что вам не отрежут голову, а тело не зальют бетоном? – оборвал Николай Макарович. – Тут и доказывать ничего не надо. Как свидетель обвинения вы не опасны. Если захотите рассказать о своем приключении милиционерам, очнетесь в сумасшедшем доме или в тюрьме. Кто поверит в историю про вашу жизнь в подвале вместе с женщиной-кочегаром? Про чертежи дома, которые от вас якобы неизвестно кто требовал? Про Королеву Викторию…

Джейн помолчала минуту.

– Скажите своим… Ну, этим людям. Скажите им, чтобы принесли большие листы ватмана, – пробормотала она скороговоркой. – Штук десять-пятнадцать. Набор фломастеров. Простые карандаши. И чертежные инструменты, доску на подставке.

– Ну, наконец-то. Есть хороший компьютер со специальной программой…

– Я работаю по старинке. Большие чертежи удобнее делать на бумаге.

– Скоро вы все получите, – отчеканил Николай Макарович.

На его физиономии появилась гримаса, отдаленно напоминающая улыбку.

Когда Джейн привели обратно, в комнате было прибрано. Исчезло пальто, изъеденное молью, грязные обноски, что Королева Виктория надевала на работу. Бетонный пол тщательно отскоблили, бурых пятен запекшейся крови не видно. Не осталось никаких следов пребывания здесь безумной женщины. Только голая железная койка и цветная фотография журнальной красавицы, прилепленная к стене хлебным мякишем. На топчане Джейн лежал новый матрас, теплое одеяло и комплект свежего постельного белья. Пахло стиральным порошком и хлоркой. Для полного счастья не хватало вазы с весенними цветами и томика лирических стихов.