Владимир Ерашов - Мушкетёры Тихого Дона

– Да, дела… – задумчиво протянул князь Людовецкий, оставляя безуспешную попытку уяснить всё политическое хитросплетение послания, но зато чётко уловивший для себя самое главное. То, что Бехингер-хан упоминается в письме исключительно в «политической» аспекте, а отнюдь не любовном. – А мне-то, Модеска нынче наплёл-то всякого, даже и повторять-то срамно… Видать, ошибся паршивец, ну, ужо я ему и задам…

– Так это Модест Зорпионович тебе насчёт грамотки-то подсказал? – впервые разомкнула уста княгиня Анна, – и ты ему, как завсегда водится, поверил?

– Дык… аки тебе сказать…

– Да… и сие есмь русский князь… потомок соратника Рюрика… – окатив супруга холодным взглядом синих скандинавских глаз, пренебрежительно бросила Анна. – Вот ты, княже, книги чтеть зело не любишь, а напрасно… Чёл бы древних эллинов, и тады ведал бы, что егда к Юлию Цезарю евойный «Модеска» с тем же наветом на цезаринскую жену подкатился, то тот ему вот как ответстовал, мол: «жена Цезаря вне подозрений». А посему и от того злого навета, никакого урону цезарской чести нанесено бысть не можно, а ты… – укорила мужа примером из хрестоматийной античности образованная княгиня Анна.

– Аннушка, прости Христа ради… бес попутал…

– Не бес, князь-воевода, тебя попутал, а Модеска Ришельский даром, что Гнидович… Впрочем, он, ежели разобраться, то тот самый окаянный бесяка и есть… Ну, а ещё что он тебе присоветовал?

– Дык присоветовал, что, дескать, дён через десять к нам должны будут проездом послы от османского султана заехать с энтим… ну, как его… Фомой Ката… Канта… тьфу, язык сломаешь, Кантакузеном.

– Ну и что ж? Ну, заедут и заедут… – недоуменно пожала плечами Анна.

– Дык, егда ж те послы прибудут, то мы ж для них, как оно завсегда водится, пир учиним… – при упоминании о пире лицо воеводы омрачилось. – Правда, я эйто… на епитимье аще буду… Потому мне Модеска Ришелькин и посоветовал тех послов не столом ублажать, поелику всё одно оне басурмане непьющие, а скоморохами и плясками… тем паче, что главный их посол, аки сказывают, есмь до плясового дела бо-о-ольшой охотник…

– Плясками… – задумчиво протянула княгиня, заслуженно прослывшая на весь край великой плясуньей, и потому всегда их любившая. Но сейчас, зная о том, что инициатива танцевальных увеселений исходит от её злейшего врага Ришельского, она справедливо ожидала подвоха. И вот дождалась…

– И чтобы на тех плясках ты б, княгинюшка, непременно отплясала б предо басурманами, всё ж таки оне послы как никак будут и к самому государю нашему направляются. И чтобы сплясала ты в том самом злаченом кокошнике, какой на тебе на пиру с ногайцами был. Ну, тот самый, с яхонтовыми чикиликами… И чтобы на кокошнике чикилики были… обеи…

Ведь чикилики те зело старинныя, ещё цареградской работы. И привезены оне тебе были из Турции, а посол ихний, энтот Канта… кузя… ну, Фома, в общем, бают, что еллинского происхождения и есмь. Причём родом из того самого Царьграда. То-то он зело доволен будет узреть на русской княгине цареградские яхонты… А дюже понравятся те чикилики ему, так мы ему их в дар со всем почтеньем и приподнесём, яко память об христианском ампираторском Царьграде…

А он пущай за энто царю при случае словечко за нас замолвит… чай, сие нам не помешает… а мы тебе, княгинюшка, взамен энтих чикилик другие, аще постариннее справим, вон вскорости персиянский караван через воеводство проследовать должён, так мы с них и истребуем…

Последние слова князя уже плохо доходили до сознания княгини Анны. Собрав всю свою волю лишь для того, чтобы только не показать вида о том, как её взволновало сообщение об яхонтовых чикиликах, она согласно кивнула головой. После чего как ни в чём не бывало, ну разве что только заметно побледнев, княгиня Анна ровным шагом шествующей на эшафот королевы спокойно вышла из княжеской палаты.

По счастью, князь-воевода, продолжавший самозабвенно бубнить что-то про послов, грядущий пир, епитимью, и возможный в связи с этим дипломатический скандал, внезапно наступившей бледности лица своей дражайшей княгини так и не заметил…

Между тем Ермолайка Дарташов из рода Дартан-Калтыка, сменив вольную жизнь на просторах Тихого Дона и став государевым затинным пищальником, со всей пылкостью и азартом своей казачьей натуры, с головой окунулся в царскую службу…

…Ба-бах… и посланный умелой рукой стрельца, винный кувшин вдребезги разлетелся от удара об стену.