Владимир Ерашов - Мушкетёры Тихого Дона

– Дак… понятно-о-о… лазутчика турского спымали, – глубокомыс-ленно промолвило начальство, распространив вокруг запах застарелого перегара. – Слязай наземь, и айда к тиуну в съезжую избу, да мотри мне, не дури, а не то – с этими словами начальник грозно взялся двумя руками, за так и болтавшуюся на шее саблю.

Вытерпеть подобное проявление воинственности, уже было превыше всяких сил, и Ермолайка, откинувшись назад в седле, откровенно расхохотался. Так, как может хохотать только молодой и сильный, ничего не опасающийся в своей жизни, и абсолютно уверенный в себе человек.

И без того красное лицо начальника кордонной стражи (а именно таковым он и являлся) нехорошо побагровело…

Безуспешно пытаясь, вследствие отсутствия соответствующего размаха для вынимания, выдернуть из болтающихся на шее ножен саблю, разъяренный начальник, воинственно взвизгнув: «держи вора», широко растопырив безоружные руки, отважно бросился на Дарташова.

Продолжая от души хохотать, Ермолайка, нагайкой отведя в сторону направленное на него дуло не стреляющей пищали (так, на всякий случай), спокойно высвободил из стремени правую ногу, и подогнув носок ичиги кверху, встретил подбежавшего начальника стражи несильным ударом ступни, прямо в покрытый похмельной испариной лоб.

От неожиданного удара «начальство», раскинув ноги грузно осело прямо перед копытами Ермолайкиной кобылы, и выпучив глаза, беззвучно, как вытащенная на берег рыбина, открывало и тут же закрывало рот. Воцарившуюся на кордоне Менговского острога Воронежского воеводства немую сцену, прерывало только лихорадочное щелканьем пищальной жагры с незажженным фитилем, безуспешно взводимой и спускаемой в сторону Дарташова.

– Ну, мужики, служивые… – отсмеявшись, промолвил Ермолайка, сам того не осознавая, что этими двумя словами, он абсолютно четко обозначил социальное и воинское сословие стражников. – Да какой же я есмь лазутчик турский? Свой я… – и, перекинув через седло ногу, добавил – хошь зараз докажу?

– Ну… – угрюмо буркнул так и продолжающий сидеть на земле начальник кордонной стражи, смекнувший, что подозреваемый им в шпионаже сам, скорее всего к тиуну не пойдет, а вступать с ним в схватку, дабы доставить его туда насильно бравому защитнику рубежей и законности уже как-то расхотелось… – Ну, докажи…

– А вот зараз ответствуй мне, рази басурманские лазутчики, хлебное вино пьють?

– Да не в жисть… с глубоким знанием дела согласился начальник кордонной стражи.

– А вот мотри сюды, – и с этими словами Ермолайка, достав из кульбаков припасенный, на всякий случай, штоф с хлебным вином, вытащил зубами пробку, и, поднеся горлышко к губам, сделал добрый глоток. – Ух, хороша… – ничуть не кривя сердцем, произнес Дарташов, вытирая рукавом архалука мокрые губы.

Увидав штоф и учуяв привычный запах спиртного, причем ни какой-нибудь там сивухи, а самого натурального хлебного вина, ставшего на Руси после внедрения польской водки, чем-то наподобие дефицита, начальник кордонной стражи живо вскочил на ноги. После чего, не без опаски, приблизившись к Ермолайке, хитро прищурил плутоватые глазки, и неумело скрывая в голосе вожделение, произнес:

– А можа у табе там и не вино вовсе, а скажем… кумыс какой, аль татарская буза? – высказал предположение алчущий похмелится начальник, тем самым тонко намекая Ермолайке на необходимость проведения соответствующей дегустации.

– Да ну… какой там кумыс. Да на-ка, спробуй сам… – протянул штоф Ермолайка.

Молниеносно схватив, как хватает кошка пробегающую мимо мышь, протянутый ему для опознания штоф, начальник кордонной стражи, зажмурив глаза, припал к нему своими липкими губами. У стоящего рядом, опершегося на свою пищаль стволом вниз, незадачливого стрелка, вперившего немигающий, как у змеи взгляд в ритмично подергивающийся кадык начальства, из уголка рта потекла слюнка. Насытившись, начальник опустил штоф, громко выдохнул, и утерев губы полой дранного кафтана степенно закусил заботливо припасенной для таких дел луковицей. После чего довольно рыгнул, и заметно потеплевшим взглядом посмотрел на Ермолайку.

– Кажись не кумыс, – слегка нетвердым голосом вынес он дегустационное резюме, и, не глядя, протянул ополовиненный штоф своему напарнику.

– Ну, а подорожная грамота у табе имеется? – Продолжило выполнять свои служебные обязанности, уже заметно покачивающиеся начальство.

– А как же – ответил Ермолайка, доставая из-за пазухи письмо Дартан-Калтыка к своему односуму Николке Тревиню.