— Шину бы надо… — сказала она, озираясь по сторонам. Юрка нехотя поднялся, взял из Клавиного вещмешка немецкий топорик, отобранный у ротенфюрера Байова, и несколькими ударами разбил в ванной табурет. Из обломков Юрка вытесал дощечку и дал Зое, которая занималась уже другими ранами немки. Обе раны на боках были почти такие же, как у Зои, пули только рассекли тело вскользь и пролетели дальше. Чтобы перебинтовать рану на правом боку, Зое пришлось снять с немки красивый атласный бюстгальтер нежно-голубого цвета, и Юрка увидел теперь и немецкие груди. Они были не меньше Клавиных, белые, с розовыми длинными сосками. Зоя забинтовала и рану на левом боку, а потом наложила шину на руку. Оставалась рана на бедре. Зоя недовольно посмотрела на Юрку:
— Отойди! Мне надо с нее юбку снять…
— Подумаешь… — покраснел Юрка. — Ты уж и за эту корову стесняешься! Как будто я не видел! Сама только что…
— Там необходимость была! — сказала Зойка сердито. — А зря пялиться нечего… Лучше приготовь, на что ее уложить…
— Да на полу поваляется! — сказал Юрка. — Может, Клавдию с кровати скинем, а эту стерву положим?
— Приставь два кожаных кресла к маленькому столику, возьми…
— Ладно, придумаю… — ворчливо оборвал Юрка. В нем боролись два человека: народный мститель и разведчик. Первый был всецело против того, чтобы немку лечить и выхаживать. По его разумению, все лечение можно было провести одним пистолетным выстрелом. Разведчик же был сторонником, хоть и не очень горячим, попытки выходить немку. Действительно, по всему получалось, что немка эта — персона непростая, а раз так, то польза от нее могла быть. Юрка соорудил немке постель из кресел, столика и Зоиной шубки, а кроме того, приволок из ванной толстое махровое полотенце размером с простыню. Оно было сухое, и немку решили положить на половину полотенца как на простыню, а из другой сделать как бы одеяло. Зоя попыталась было одна уложить немку, но это было ей не под силу: и немка была тяжелая, да и напрячься Зоя не могла, живот начинал болеть…
— Иди уж, помогай, — сказала Зоя Юрке, который, закончив сооружение постели, стоял у двери, демонстративно отвернувшись… Юрка подошел, взялся за немкины бока, и на пальцы его накатились зыбкие, теплые, нежные полушария… Юрке было приятно, но очень стыдно, он тащил немку, нарочно отвернув голову. Немку уложили на импровизированную кровать, подложили под голову одну из подушек с той кровати, где хрипло дышала и постанывала Клава, завернули в полотенце, а сверху набросили на нее Клавину шубу из романовской овцы.
— Много она крови потеряла, — сказала Зоя, осторожно присаживаясь на краешек кресла. — Переливание бы сделать… У эсэсовцев группа крови под мышкой нататуирована. Я думала, у бабы не будет, а у нее тоже. Вторая группа. Как мы все тут опохабили! Так хорошо тут было, а теперь повсюду кровь, тряпки, щепки…
— Ты хоть помнишь, что немцы за дверью? — сказал Юрка. — Думаешь, почему они нас в покое оставили? Потому что у нас ихняя баба осталась. Они боятся, что мы ее ухайдакаем, если они полезут. Да и сами могут невзначай зацепить! Начальству небось докладывают, а в коридоре засаду оставили… Дверь им эту надо взрывать, а это дело хитрое, тем более что тут все подземное можно порушить, если заряд неправильно подобрать. Может, саперов ждут…
— Где я? — раздался вдруг слабый незнакомый голос. Юрка нервно обернулся. Говорила немка. По-русски!
— По-человечески говорит… — пробормотал Юрка от неожиданности, словно вопрос задала змея или жаба.
— Хе-хе… — слабенько хихикнула немка, на ее бескровных губах появилось что-то похожее на улыбку, — кажется, я дома…
— Лежи да помалкивай, пока не пришили… — грубо сказал Юрка.
— Откуда вы русский знаете? — спросила Зоя, подходя к немке.
— Я русская, милая барышня… Русская немка. Я родилась в Петербурге, и меня зовут Анна Михайловна фон Гуммельсбах. Я крещена в православную веру, но в Германии меня перекрестили, и я теперь Ханнелора фон Гуммельсбах… Я гауптштурмфюрер СС… И я хочу умереть… А вы мешаете!
— Вы не умрете! — твердо сказала Зоя. — Вы в плену!
— Вот этого-то мне и не хочется, барышня, как вас там… Фрося?
— Зоя… — сказала девушка, разглядывая с удивлением новоявленную Анну Михайловну.
— «Зоя» по-гречески — жизнь… Вы говорите так, будто в ваших руках и смерть, и жизнь… Как я вас не убила?
— Скажи лучше спасибо, что я тебе мозги не вышиб, б… фашистская! — рявкнул Юрка.
Читать дальше