Леонид Влодавец - Фартовое дело

После того как вытащили носилки с Ханнелорой, военная врачиха пощупала ей пульс, поглядела в зрачки и закрыла с головой одеялом. А Юрку с Дусей усадили в «Виллис» и отвезли в штаб полка. Там их накормили и напоили, особо ни о чем не расспрашивая, а потом велели отдыхать.

Ночь они проспали в землянке у летчиков, а утром перелетели дальше от фронта, туда, где базировалась Дуськина часть. Вот там-то, в штабе авиакорпуса, за них крепко взялись особисты. Не то чтоб они совсем были убеждены, что младший лейтенант Громова совершила преступление, подпадающее под статью 58-1б (измена Родине военнослужащим), но очень сильно не верили тому рассказу, который Юрка и Дуська порознь изложили. Вообще-то и Юрка, если б был на их месте, тоже не больно поверил бы в то, что Дуська на «кукурузнике» сбила «Мессершмитт», даже после того, как она предъявила документы, изъятые у Эриха Эрлиха. Тем более что этот самый Эрлих, оказывается, был асом, у которого числилось на боевом счету 34 сбитых самолета. Ну а тому, что три девушки и мальчишка захватили укрепленный объект «Лора», и вовсе поверить было трудно. Правда, было одно доказательство — мертвая Ханнелора. Но как сказал один из чекистов, переодеть в эсэсовскую форму можно кого угодно… Особенно труп.

Конечно, подтвердить личность Юрки и частично достоверность его объяснений могли партизаны Майора. Они и подтвердили, конечно. Однако отряд из бывших окруженцев и местных жителей прочным доверием Центра не пользовался. Тем более что от командира соседнего отряда товарища Сергеева нередко поступали сведения о том, что «майоровцы» этого доверия не заслуживают. А Сергеев как-никак был человеком, которому доверяли намного больше.

О том, что Юрка узнал от Ханнелоры в самолете, он не сказал ни слова. По многим причинам. Прежде всего потому, что, пообщавшись с особистами и почуяв недоверие, испугался, будто и вовсе сам себя утопит, да и Дуське проблем наделает. Ведь если сказать «а», то есть о сейфе с секретными папками, то придется сказать и «б», то есть о том что он, Юрка, застрелил эсэсовку, готовую сообщить шифр, да еще и объяснить почему. К тому же Юрка подумал, что Колька Марьин со своими разведчиками сам по себе проберется на остров и все там найдет, а шифровальщики в Центре как-нибудь и без Ханнелоры все расшифруют. Наконец, когда на одной из «бесед», которые здорово напоминали допросы, особист как бы невзначай намекнул Юрке, что немцы, бывает, очень хитрые дезинформации организуют, Белкин вдруг подумал, будто Ханнелора и впрямь решила подбросить такую «дезу» через него.

В общем, не очень ясно, чем все могло кончиться, если б особисты не начали проверять личность Клавдии Таракановой, которую увезли в тыловой госпиталь. А проверка эта показала, что она лично известна аж самому Калинину и даже, как ни странно — Клавка об этом ничего не говорила! — лично товарищу Сталину. Поскольку Клавин рассказ по делу все подтвердил, во всяком случае, в основных деталях, то контрразведчики отстали. По крайней мере от Юрки. Его, как он и предполагал, решили отправить в детдом. И отправили вообще-то. Даже на станцию привезли с сопровождающим. Но на станцию налетели «Юнкерсы». Куда делся сопровождающий со всеми выписанными на Юрку документами — Белкин так и не понял, потому что его крепко оглушило и слегка контузило. А когда пришел в себя, то сообразил, что оказался на свободе, и залез в проходящий эшелон с маршевым пополнением.

Даже не столько сам залез, сколько угодил туда неожиданно. Поскольку перед отправкой в детдом Юрку постригли наголо, помыли в бане, выдали чистое, пропаренное в дезкамере солдатское белье, а также ватник, ботинки с обмотками, ушанку со звездочкой и обмундирование без погон. То есть он внешне мало чем отличался от 17-летних свежепризванных солдатиков, которые, помаявшись месяц в запасном полку — многие и меньше, — ехали на фронт Отечество защищать. Очень многие из этих пацанов-недокормышей были лишь чуть-чуть выше его ростом. А уж по силе, ловкости, умелости и нахальству Юрка многих превосходил. И лицо у него было взрослее, чем у многих. Вот и гаркнул ему какой-то командир, когда эшелон стал отходить: «Садись, разгильдяй, пока не отстал!» Юрка и залез, после чего через сутки оказался на передовой. Документов у него, конечно, не было, ни в каких списках он не значился, но таких, как он, в эшелоне оказалось едва ли не пятая часть. Одних в списки вписали, но красноармейских книжек не выдали, другим книжки выдали, а в списки не вписали. Так наскоро в бой и послали, не успев оформить. Только распихали по боевым подразделениям с вечера, а на рассвете уже в атаку.