Андрей Воронин - Инкассатор. Однажды преступив закон

Архаичные часы на приборной панели «Победы» показывали одиннадцать десять. Мокрый после ночного дождя асфальт блестел на солнце, как расплавленный металл. Солнцезащитный козырек не спасал от этого блеска. Юрий пожалел, что не догадался захватить темные очки. Впрочем, единственная пара таких очков, которой он располагал, принадлежала маме. Это были огромные зеленые окуляры в чудовищной пластмассовой оправе, с поцарапанными стеклами и обломанной дужкой. Протирая уставшие глаза, Юрий подумал, что в этих очках за рулем древнего автомобиля он выглядел бы неотразимо.

Из-за солнечного блеска он чуть не пропустил пассажира, который, стоя на бровке тротуара, старательно тянул вверх руку. Юрий поставил рычаг переключения передач в нейтральное положение и с некоторым трудом заставил тяжелую машину остановиться у бордюра. Изношенные тормозные колодки издали протестующий скрип.

Правую дверцу опять заело, и Юрию пришлось перегнуться через сиденье, чтобы помочь пассажиру забраться в салон. Полнеющий лысоватый мужчина, одетый в расчете на дождливую погоду, тяжело плюхнулся на переднее сиденье рядом с Юрием и принялся раз за разом хлопать своенравной дверцей. Его нижняя губа была оттопырена, выдавая раздражение. Наконец дверца закрылась, пассажир откинулся на спинку сиденья и бережно пристроил на коленях плоскую спортивную сумку. Сумка издавала отчетливый запах жареной курицы, и Юрий, который уже успел проголодаться, сглотнул слюну.

– В Быково, – скомандовал пассажир тоном человека, привыкшего отдавать распоряжения. – Надеюсь, ваша машина сможет туда доехать?

Он покосился на Юрия и слегка нахмурился, пытаясь что-то припомнить. Юрию его лицо тоже показалось знакомым. Он не впервые видел эту обширную сверкающую лысину, жирный двойной подбородок, гладкие белые щеки и оттопыренную нижнюю губу. Будь это лицо чуть подлиннее и не таким жирным, его обладатель был бы похож на классика отечественной литературы Алексея Николаевича Толстого.

Юрий отъехал от тротуара, развернулся на перекрестке и поехал в сторону Быково. Он смотрел на дорогу, но лицо пассажира все время не давало покоя. Что-то беспокоило Юрия в этом лице. Где же они виделись? Почему-то Юрий был уверен, что не просто видел этого человека где-нибудь в толпе или в вагоне метро. Им наверняка приходилось общаться, но вот где и при каких обстоятельствах? И почему, спрашивается, его сходство с Алексеем Толстым кажется таким важным?

И тут Юрий вспомнил. Перед ним, как наяву, встал летний день, проведенный в загородном доме банкира Арцыбашева, песчаный пляж, людские голоса, смех, музыка, запах шашлыков и прыгающий на одной ноге, силясь попасть другой в штанину, полуодетый пьяный толстяк – Георгиевский кавалер и лауреат какой-то литературной премии, член Союза писателей Самойлов, которого Женька Арцыбашев, помнится, обозвал проституткой. «Мир тесен, – подумал Юрий. – Ох, не вовремя мне встретился этот лауреат! Только-только все начало забываться, и вот, пожалуйста!»

Георгиевскому кавалеру, по всей видимости, не давали покоя те же мысли, потому что он, поерзав на скрипучем сиденье, повернулся к Юрию лицом и спросил:

– Нам случайно не приходилось встречаться? Что-то мне ваше лицо кажется знакомым…

– Нет, – солгал Юрий, – не приходилось.

У него не было ни малейшего желания возобновлять знакомство.

– Странно, – сказал лауреат. – Впрочем, что тут странного. У меня отвратительная память на лица, а на имена еще хуже. Познакомлюсь с человеком, а через две минуты не помню, как его зовут. Выпивал как-то раз с министром чего-то там такого. Ну, чокнулись раз, другой… Надо разговор поддерживать, а я забыл, как его по батюшке. Помню, что вроде бы Николай, Коля, а вот как по отчеству – хоть убей, не вспомню. Неудобно получилось. А ведь, казалось бы, писатель должен помнить такие вещи… – Он сделал многозначительную паузу, давая Юрию возможность вставить восхищенную реплику наподобие: «О! Вы писатель?», но Юрий молчал, глядя на дорогу, и лауреат, недовольно пожевав губами, продолжал: – Я ведь писатель. Член Союза. Георгиевский кавалер, между прочим, и лауреат литературной премии имени… Вот черт, даже это забыл! Моя фамилия Самойлов. Аркадий Игнатьевич Самойлов.

– Очень приятно, – сказал Юрий. Все это он уже слышал, и примерно в тех же выражениях.

– А вы, я вижу, не спешите представиться, – после очередной паузы заметил Самойлов.

– А зачем? – не слишком вежливо ответил Юрий.