Людмила Мороз - Слепой. Над пропастью

– Максим! – Я встрепенулся, как отличная гончая, учуявшая добычу. Поворачиваю голову в направлении голоса, совсем позабыв, что вместо глаз пустые глазницы. Слышу едва сдавленный стон. – О, Боже, как это ужасно! Резкий скрип стула. Вряд ли мог увидеть, как молодая женщина опустила голову, чтобы скрыть слезы, катившиеся по щекам. – Доктор, мне на днях звонили по поводу Александрова.

– Я вам не звонил. – Удивленно бормочет врач.

– Неважно, кто мне звонил. Но я здесь, и разговариваю с вами! Извините Бога ради, что немного задержалась. В это время в городе такие пробки! Надеюсь, успела? Врач удивленно сопит.

– И кто же вы, позвольте узнать, сударыня?

– Я адвокат господина Александрова. – В женском голосе промелькнули холодные, можно сказать, стальные, нотки. Женщина кашлянула, и продолжила, – Так же официальный представитель господина Александрова. Вот мои документы. Врач сосредоточенно зашелестел бумагами.

– И что с этого? Все равно у Александрова нет родных. Я оформляю документы в дом престарелых.

– Упаси Боже от такого счастья, как дом престарелых! Особенно наш, местный. Нет, нет, не нужно никаких домов инвалидов. У Александрова есть родные.

– Как родные? – Растерялся хирург. А женский голос продолжал говорить.

– Я веду дело престарелой родственницы. – Щелкнула сумочка, обратно зашелестели бумаги. – Клиентка знала, что Александров карточный игрок. Не так давно проиграл квартиру. Возможно, поэтому не хотела отдавать завещание. Но перед смертью старушка передала мне все бумаги на комнату. Умирая, просила вручить эти документы господину Александрову. Но только в экстренном случае. Но, как вижу, время Х настало. Вот документы на комнату в коммуналке. – Скрипнул стул. Женщина остановилась около меня. Вложила в ладонь пакет, большой и тяжелый. – Это завещание, а так же ваши документы на одну комнату в коммуналке.

– Бабушка? Моя бабуля? – Я растерянно шепчу, все еще не веря в свое неожиданное счастье.

– Увы, клиентка несколько дней назад умерла. Так что собирайтесь. Я вас отвезу в ваши владения. Теперь я, как адвокат, побеспокоюсь, чтобы Александров жил у себя дома, а не в приюте. Я всей кожей ощутил, что фортуна неожиданно повернулась ко мне лицом, и наконец-то улыбнулась мне. Какая бабушка? Точно, как я о ней забыл! Троюродная тетка мамы.

– А где это находится? – Ошарашено пробормотал, пытаясь ущипнуть себя за ухо, чтобы проверить, не сон ли это. Но нет, боль была вполне явной. Значит, не сплю.

– Не так далеко отсюда, в двух кварталах. На улице Пограничной.

– Да это центр города! Да, мой Ангел-Хранитель, или мой Бес Искуситель, кто-то подсуетился, что дом престарелых исчез, канул в лету, как страшный сон. – Вы не возражаете, что я могу забрать с собой Александрова?

– Да, конечно. Забирайте больного, я вас не задерживаю! – Растерянно лепечет мой лечащий врач. Он сам был удивлен таким поворотом событий.

– Вы не против? – Спрашивает врач у меня. Я буду протестовать? Господи, какой глупый вопрос! Да пусть меня хоть черт рогатый забирает, только не в дом престарелых, в это осиное гнездо старых перечниц и престарелых пердунов! Но почему этот женский голос так знаком? Я принимаюсь мысленно отматывать ленту памяти. Но не могу припомнить этот властный, сильный, и мелодичный голос. Он оставался в светлой части жизни.

– Я согласен принять свое наследство. Комната в коммуналке, все же намного лучше, чем комната в доме престарелых. – Это проговорили мои губы.

– Ну, тогда с Богом. Я рад, что все так хорошо сложилось.

– Да, чуть не забыла. Это вам. – Зашелестел пакет, что-то звякнуло негромко. – Кофейку попьете, покойную бабушку помянете.

– Спасибо! – Врач еще больше теряется, взяв пакет. Для него это вторая, но приятная неожиданность. Женщина тем временем подает мне руку.

– Я вам помогу дойти до машины! Мне пришлось убрать свою гордость до лучших времен в самый дальний угол. Берусь за локоть. Выходим в коридор. Медсестра тем временем выносит из палаты пакетик с нехитрыми пожитками.

– В добрый путь! Я очень рада, что все так удачно сложилось. Женский голос звучит ровно, и холодно-вежливо. Как будто вчера между нами не было никакой размолвки. Я чувствую в глубине души едкий укор совести.

– Людмила, вы меня простите за вчерашнее. Не знаю, чего на меня нашло, наговорил вам гадостей.

– Кто прошлое помянет…

– Тому глаз вон? – Я криво усмехаюсь. – Видать, очень любил поминать прошлое, если оба глаза потерял. – И с горечью резко махнул рукой. Женщина вложила в ладонь что-то холодное. Пальцы легли на округлость.