Всеволод Филипьев - Начальник тишины

Вооружимся же богословием Света, оно и нас укрепит, и ближних наших утешит, и внешних просветит. Непременно просветит. Вера в это есть важнейший догмат богословия Света.

Богословие Света – это радостный плач, это светлая печаль по Боге, оживотворенная надеждой.

* Одна строка Евангелия может освятить целую жизнь.

* Эстетическое чувство в человеке, чувство прекрасного, – это инструмент Боговедения, естественного созерцания, заключающегося в познании Творца через лицезрение красоты творения.

* Нам бы нужно от полемического богословия (образа мышления) восходить к паламическому (от имени святителя Паламы Григория – учителя и защитника Иисусовой молитвы). Вместо этого большинство из нас не только не восходит к паламическому богословию, но нисходит к «политическому богословию».

* Все очень политизировано, все оценивается через призму политико-идеологических установок, земных условных интересов. И мало кто следует Христу.

Фарисеи и иродиане (иными словами ревнители и соглашатели) враждовали между собой, но и те, и другие были далеки от Христа. А Христос учил, что нужно «Божие воздавать Богу», то есть учил тому, что нужно обращаться к Богу с молитвой, ибо она поистине есть то «Божие», что принадлежит Богу. Вот и нужно молиться, воздавать Божие Богу, а Бог, по милости своей, воздаст молящимся и в сем веке, и в будущем.

* В центре христианского богословия стоит Христос. В конечном итоге все жития святых, все их творения сливаются в одно бесконечно созидаемое Евангелие (Благовестие), в единое житие и откровение Богочеловека. Поэтому православная традиция не придает абсолютного значения историко-научному подходу в патрологии, агиографии и т. п., и житие святого – это всегда икона, преображенная и обоженная реальность, а не формальный исторический реализм. Не страшно, что есть творения отцов, авторство которых точно не определено, ибо, будучи принятыми Церковью, эти творения уже становятся откровением Богочеловека Иисуса Христа.

* Истинное богословие – это общение с Живым Богом, упование на Него, радование о Нем, созерцание Его благости, наконец, – это блаженство в Его любви.

Как жаль, что иные представители «научного богословия» относятся к Богу, как патологоанатомы, хотя они и считают себя верующими, но в душе – бессознательные ницшеанцы, ибо для них «Бог умер». Они подходят к Нему, как врач к мертвецу. Чтобы сделать вскрытие, они хладнокровно режут скальпелем рассудка плоть Божественного откровения. Они пытаются измерить глубину тайн Божиих эхолотами своих страстных сердец. Они расчленяют, разделяют и рассматривают кусочки истины, но не видят Живую Истину и даже не догадываются, что Бог жив и Сам открывает смиренным и чистым сердцем людям тайны Своего Царствия.

Утром Влас встал ни свет – ни заря. С трудом прочел положенные молитвы. Мысль все время возвращалась к Василисе и к плану ее спасения.

В конце концов он выплеснул волновавшие его чувства на лист бумаги. Получилось стихотворение, которое он назвал «Сестре».

До ухода матери на работу Влас не показывался из своей комнаты. Он знал, что если выйдет, она обязательно заметит, что с ним творится что‑то неладное. Когда Влас услышал, как за матерью захлопнулась входная дверь, он вышел, умылся и сварил себе кофе. Есть не стал, не хотелось. Потом он еще пробовал молиться, потом слонялся из угла в угол по квартире, потом несколько раз переписывал стихотворение… Потом Влас не выдержал и позвонил мамаше.

– Да-да, – послышался в трубке знакомый писклявый голос.

– Мамаша, это Влас. Ну, помнишь, – поэт!

– Да помню, как же.

– Я часам к трем подъеду.

– Молодец, что отзвонился, а то я твою Василиску хотела сегодня вечером в командировку отправить.

– В какую командировку?

– По вызову, на дом…

– Как?! Я же вчера предупредил, что на сегодня она занята. Я же русским языком сказал, что приеду.

– Понятно, что не французским. Только все вы так говорите, а наутро проспитесь, денег жалко станет и планы сразу изменятся. А у нас работа. Наши рабочие мощности простаивать не должны.

– Мамаша, – грозно рыкнул Влас, – я же поэт, так что имей ввиду, могу эпитафию тебе сочинить надгробную. Мы, поэты, шуток не любим.

– Ну и? Конкретнее.

– Василиса минимум на три дня вперед занята. Я каждый день к ней приходить буду. Ясно?!

– А чего неясного? Ваши деньги – наши девки. Ты, я вижу, парень не промах, хоть и дурака повалять любишь. Только мой тебе совет, смотри не втюрься в нее. В плохих девочек влюбляться не стоит. Печально кончится. Это я тебе серьезно говорю, по дружбе.