Юлия Латынина - Джаханнам, или До встречи в Аду

Молоденький боевик, лет восемнадцати, со смуглым ясным лицом и юношеским пушком над губой, переступил через заложников и ткнул в Карневича автоматом.

– Мобильник, – сказал он.

– Нету. Честное слово, нету.

Боевик велел ему снять пиджак и даже вывернуть бумажник с кредитками. Американский паспорт не вызвал у него никаких эмоций, зато он с любопытством уставился на часы:

– Дорогие?

– Сто десять тысяч долларов, – с вызовом ответил Карневич, снимая с себя «Константин Вашерон» и протягивая автоматчику. Но тот покачал головой.

– Оставь их себе, – сказал чеченец, – по ним опознают твой труп.

Еврей был еще жив. Две пули попали ему в живот, третья размозжила колено, но он был еще жив и даже один раз пришел в сознание. Черные, как маслины, глаза уставились в душу лейтенанта внутренних войск Святослава Семенова, и израильтянин что-то тихо проговорил.

– Сейчас, браток, – заторопился Семенов, – тихо, тихо, сейчас мы тебе поможем.

Но помогать было совершенно нечем; они сидели в той же переговорной, где устроили столовую, и в этой переговорной не было ничего, кроме составленных овалом столов да разлетевшейся по полу жратвы. И раздетых и раненых солдат.

Лейтенант Семенов никогда не был в бою, но он оказался одним из немногих, кто сообразил, что дело пахнет чем-то посерьезней разборки за собственность. Он занырнул в какую-то кладовку, сдернул предохранитель и приготовился стрелять в первого, кто влетит. Однако первой влетела граната, следом вторая, а третьей прозвучала автоматная очередь. Лейтенант сам не понял, как остался жив. Очнулся он уже в переговорной и даже успел наложить на раненую ногу турникет, прежде чем им всем приказали раздеться.

А потом принесли баровского охранника.

Израильтянин снова пошевелился и застонал, и Семенов не выдержал. Наклонившись, он стал развязывать собственную повязку.

– Зря, – сказал его сослуживец Валера Мишин, – все равно не выживет.

Семенов подполз к двери и стал стучать.

– Суки, – орал он, – дайте хоть лекарства!

Дверь распахнулась. На пороге стоял невысокий смуглый чеченец с автоматом. Повинуясь его жесту, Семенов отполз назад.

– Что ты хочешь?

– Бинты и промедол, – сказал Семенов.

– Зачем?

– Для раненых.

Губы Висхана Талатова изогнулись в усмешке.

– Твои люди обойдутся без бинтов. Они не так серьезно ранены.

– Жидок ранен.

– Добей его, – приказал чеченец. Семенов молчал.

Автомат в руках Висхана судорожно дернулся.

– Ты, собака! Я тебе приказал – добей его!

Лейтенант Семенов неловко заелозил по полу. Раздетый, он совсем не походил на солдата: рыхлое белое тело, половинка очков на носу.

– Как же я его добью? – рассудительно сказал Семенов. – Дай хоть нож.

Висхан улыбнулся. Тяжелый нож с залитой в свинец рукоятью воткнулся в серый ковролин. Лейтенант выдернул нож – и бросился на Висхана. Через мгновение он дергался на полу с позвоночником, перебитым автоматной очередью.

Висхан перевел автомат на следующего раненого. Губы чеченца слегка приоткрылись. В глазах плясали сумасшедшие зайчики.

– Ты следующий, – сказал Висхан. – Если хочешь жить, добей своего товарища.

Дверь распахнулась, и на пороге появился Халид.

– Прекрати! – приказал он.

– Их слишком много. Мы брали завод, а не казарму внутренних войск. Они должны умереть.

Глаза цвета вакуума глянули на Висхана безо всякого, казалось, интереса, и перед этим взглядом Висхан внезапно смутился и сник, как полугодовалый щенок перед волком.

Халид наклонился над хрипящим старлеем. Тот был в сознании, веки его слабо подергивались, и ногти скребли по серому ковролину. Безо всякого врача Халиду было ясно, что этот человек умрет через полчаса в страшных мучениях. Молниеносным движением Халид полоснул умирающего по горлу. Кровь русского брызнула вверх. Халид неторопливо поднялся, вытирая рукавом попавшую на лицо кровь, и воткнул нож за пояс.

– Когда ты в следующий раз без моего приказа застрелишь неверного, – сказал Халид, – ты отправишься в ад вместе с ним. Не попадет в рай тот, кто не слушает командира.

Штаб операции спешно размещался в здании Кесаревского мореходного училища, в полутора километрах от завода. Столь же спешно отселяли жителей из соседних с заводоуправлением пятиэтажек.

Здание мореходки было выстроено в пятидесятые годы в лучших традициях сталинского зодчества: с серыми гранитными колоннами и лестницей, уходящей в небеса. Половина фасада была затянута белой простыней, возвещавшей о скорых гастролях Алсу. Площадь перед училищем была занята рынком, и половина здания была сдана фирмочкам и фирмам.