Виталий Зорин - Карантин

Дорохов положил трубку и сквозь очки посмотрел на назойливых посетителей. Нехороший у него был взгляд, неприязненный. В нем без труда угадывалось, что Никиту он без лишних разговоров и комментариев с удовольствием бы выставил вон из кабинета, но с присутствием Снегового приходилось считаться.

– Повезло тебе, Александр Васильевич, – попыхивая сигаретой, сказал министр обороны. – Полковник ФСБ Федорчук как раз к нам в министерство наведался. Именно он обеспечивал режим особой секретности проведения учений.

– В чем же это мне с полковником повезло? – равнодушно поинтересовался Снеговой.

– Информации больше получишь, – поморщился Дорохов.

Пару минут сидели молча. За это время Дорохов докурил третью сигарету и взялся за четвертую.

«Не слишком ли много генерал курит?» – подумал Полынов. Плевать ему было на здоровье министра обороны. По его мнению, Дорохов то ли нервничал, то ли злился. К чему бы это? Уж явно не к дождю… Хотя хорошо бы, а то от жары на улице не продохнешь.

Дверь открылась, и в кабинет вошли два полковника. Один был похож на Дорохова – рыхлый, страдающий излишним весом, лысоватый; второй – подтянутый, смуглый, с мрачным лицом и черными угрюмыми глазами. Рыхлый полковник держал в руках непомерно распухшую от бумаг папку, и по ней нетрудно было догадаться, кто из вошедших – кто.

– Разрешите, товарищ генерал?

– Проходите, садитесь, – предложил министр обороны. – Полковник ФСБ Федорчук Максим Андреевич. – Вопреки субординации, генерал начал знакомство почему-то с представителя службы безопасности. – Заместитель начальника по тылу при Генштабе Аброскин Дмитрий Афанасьевич. Александра Васильевича, я думаю, вы знаете, и…

– Начальник спецбригады МЧС Полынов Никита Артемович, – подсказал Снеговой.

Обменявшись рукопожатиями, все сели. Аброскин положил на стол папку и, беззвучно барабаня по ней пухлыми пальцами, уставился на министра обороны, ожидая указаний. Федорчук сидел спокойно, расслабленно, блуждая безразличным взглядом по кабинету.

– Дмитрий Афанасьевич, – начал Дорохов, отмахнув от лица табачный дым, – в МЧС интересуются отселением гражданского населения из поселка Пионер-5. Не верят нам, что там никого нет. Внеси, пожалуйста, ясность.

– Ну да, конечно, кто же нашу работу заметит… – пробурчал полковник Аброскин. – Сейчас не то что раньше – раз-два, и за неделю весь поселок в другой конец страны в момент бы передислоцировали. Теперь каждый индивидуального подхода требует – и жилье ему предоставь, и работу. А у нас у самих у половины офицеров жилья нет. Не говоря уже об увольняемых из армии по сокращению… Вот, смотрите, – он пододвинул папку к Снеговому, – здесь на каждую семью документы есть. Когда, кого, куда… Три года канитель длилась, весной только последних отселили.

Никита на взгляд оценил папку. Распухшая до бесформенности, с торчащими из углов замусоленными листами, она тем не менее, несмотря на свои внушительные размеры, никак не могла вместить все материалы по отселению десяти тысяч человек. Особенно если с жителями Пионера-5, как утверждал полковник Генштаба, работали индивидуально.

Снеговой взял папку, взвесил ее на руке, снова положил на стол и отодвинул назад к Аброскину.

– Тяжелая работа, – то ли согласился он с полковником в оценке выполненного им задания, то ли просто констатировал вес папки. – Но меня все эти документы не интересуют, я не из контролирующей организации. Меня интересует, почему на фотографиях космической съемки в поселке Пионер-5, вопреки вашему заявлению, запечатлены люди? И что за слухи о каннибализме витают вокруг поселка?

Аброскин бросил растерянный взгляд на министра обороны. Возможно, он числился хорошим работником Генштаба, возможно, даже прекрасным исполнителем, но вести аппаратные интриги явно не умел.

Слишком разные это вещи.

– Александр Васильевич, ты прямо как ребенок! – раздраженно поморщился генерал, перехватывая инициативу в свои руки. – А то не знаешь, сколько сейчас бездомных по стране бродит. И что они едят. Газеты почитай! В одной Москве чего только бомжи не вытворяют – всех кошек съели. Если ты такой сердобольный, лучше им здесь милостыню раздай, чем в безводной пустыне деньги на ветер будешь выбрасывать.

– Что это ты, Николай Ильич, так о моих деньгах печешься? – насмешливо спросил Снеговой.

– Да потому… – от возмущения Дорохов поперхнулся сигаретным дымом, закашлялся и закончил сиплым голосом, но на высоких нотах: