Сергей Нуртазин - Степной десант. Гвардейцы стоят насмерть!

В ночь завязалась перестрелка с боевым охранением противника. Стрельба слышалась и с противоположной стороны поселка. Это вела разведку боем сто пятьдесят вторая особая бригада. В темени, ближе к утру, пошли в атаку. И снова бег, топот ног, прерывистое дыхание многих людей, крики: «Ура!» Впереди нестройно защелкали винтовки, залаял пулемет, раздался треск автоматов. Все слилось: противный визг пуль, стоны раненых, яркие сполохи взрывов, огненные пунктиры трассирующих очередей. На короткое время залегли, отдышались и снова броском вперед. Вот и окраина поселка. Впереди полуразрушенное низкое глинобитное здание, рядом укрепление из мешков с песком. Над мешками появилась голова в каске. Гришка уловил вспышку, выстрелил в ответ. Голова в каске исчезла. Вострецов замедлил бег, теперь надо быть осторожным, в поселке противник может выстрелить отовсюду. Каждый дом, окно, забор, угол здания таили опасность. Между мешками с песком и полуразрушенным зданием мелькнул серый силуэт, махнул рукой. В голове Вострецова пронеслось: «Граната!» Он бросился на землю. Поздно. Взрывная волна толкнула его в правый бок. Нестерпимая боль затуманила сознание.

Утро было пасмурным и холодным, но Вострецову оно казалось солнечным и теплым, ведь он вернулся туда, откуда начинался его боевой путь. Двадцать восьмая армия с минимальными потерями освободила Улан-Эрге. Его полк, который начинал бои по защите Астрахани здесь, теперь уходил дальше, на запад, а путь Гришки лежал на восток, в госпиталь. Ранения оказались серьезными, особенно осколки гранаты повредили правую ногу, правую часть лица и глаз. Боль то и дело шла на него в атаку, лицо побледнело от потери крови, но Гришка терпел, не хотел показывать слабость перед однополчанами. Все происходящее напоминало ему Хулхуту. Все так же: утро, освобожденный от врага поселок, рядом гвардейцы, а мимо идут и идут колонны красноармейцев. Вострецов вгляделся в лица, среди них много казахов. Это были бойцы сто пятьдесят второй особой бригады. Гришка вспомнил, что именно в нее мечтал попасть Кузенбаев. Он подозвал Бражникова, слабым голосом попросил:

– Степа, спроси, не знают ли они Кузенбаева Аманжола?

Бражников подбежал к проходящим мимо красноармейцам, крикнул:

– Братцы! Кузенбаева Аманжола кто знает? Есть у вас такой?

Бойцы проходили мимо, отрицательно мотали головами, пожимали плечами, переспрашивали друг друга, отвечали: «Нет». Бойцы шли, а Бражников продолжал спрашивать. Вдруг один из бойцов остановился.

– Кузенбаева как не знать. Лучший стрелок в нашем батальоне. Ребята! Крикните сюда сержанта Кузенбаева!

От бойца к бойцу понеслось:

– Кузенбаев! Кузенбаев! Кузенбаев!

Не прошло и пяти минут, как к Бражникову подошел смуглый, невысокого роста казах со снайперской винтовкой через плечо.

– Э-э, зашем киришиш? Зашем тибе нужен?

Бражников указал в сторону, где сгрудились рядом с Вострецовым пятеро гвардейцев. Казах посмотрел на раненого, всплеснул руками.

– Ой, бой! Гришка дос! Живой!

Кузенбаев подбежал к Вострецову, нагнулся. Гришка улыбнулся, протянул руку.

– Здорово, Кузя! Как видишь, живой, только вот поранило малость.

Аманжол пожал Гришке руку, спросил:

– Говори, где был? Николай, Санджи куда делся? Я думал, сапсем все пропал.

Гришка вкратце рассказал, что случилось, и в свою очередь поинтересовался:

– Про старшину Афанасьева, про Магомедова что знаешь?

– Нет Магомедов. Немес, сволош, стрелял, когда назад ходили. Потом мине в шаст отправляли. Я после командир рота Ковальчук видел, спросил, гиде Тимопей Дмитриш, а он мине сказал, убили Апанасьев, когда Хулхута у немес отбирали…

Больше поговорить не успели, Кузенбаева позвали, а гвардейцы передали Гришку санитарам. Через три часа Вострецов ехал в кузове полуторки в сторону Астрахани.

Новый год Вострецов встретил в одном из астраханских госпиталей. Гришка помнил, как с наступающим 1943 годом их поздравлял начальник госпиталя, военврач второго ранга, а потом дети читали раненым стихи. Девочка лет восьми прочитала его любимое «Жди меня, и я вернусь». Слова, как и прежде, тронули душу, вспомнились мама и Маша, которым он обещал вернуться. После детей выступали артисты, а потом раненым дарили подарки: кисеты для табака, вязаные варежки и носки. Все остальное заслонила боль. В этот день ему сделали операцию. Гришка молил Бога и хирурга только об одном, чтобы не отрезали ногу. Хирург-армянин успокоил: