Сергей Нуртазин - Степной десант. Гвардейцы стоят насмерть!

– Помню.

– Старшина тоже казачьих кровей, и в финскую, как и я, воевал. Такой не подведет. Я бы с ним в разведку пошел.

– Добров сказал, что и нам скоро отправляться за линию фронта… Я вот только думаю, сколько уже ребят в тыл к немцам отправили, а пока никто не вернулся. Может, группы обнаружили, а ребята в плен попали? Я бы не хотел…

– Не каркай. Вернутся еще. Такое дело быстро не делается. А насчет плена ты прав. У меня тоже нет желания к фрицам в лапы попасть. Лучше пулю в висок. Помнишь, я недавно тебе рассказывал о пограничниках с собаками, которые с немцами в рукопашный бой вступили?

– Помню.

– Пограничник, который мне об этом рассказал, мне еще один случай поведал. Он во время выхода из окружения наткнулся на наших военнопленных. Их немцы по дороге к себе в тыл вели. Так он говорил, что эти нелюди заставляли наших солдат из-за еды друг с другом драться… Я бы лучше в глотку немцу зубами вцепился.

– И я. А почему твой знакомый не попытался их освободить?

– Я тоже его о том спрашивал… Он тогда один остался, к тому же у него, как и у нас, с собой пакет был, который ему было поручено доставить командованию, а, как тебе известно, невыполнение приказа грозит неприятностями…

Гришка сжал кулаки.

– Да, фрицы наших не жалеют. Милиционер из Элисты рассказывал, что там людей десятками расстреливают.

– Говорят, немцы две группы наших бойцов из восемьсот девяносто девятого полка неподалеку от Юсты расстреляли. Вроде бы они же напали на посты воздушного наблюдения, оповещения и связи… Там по большей части девчата были… Не устояли… Немцы семнадцать человек в плен взяли, из них четырнадцать девушек… Всех расстреляли, сволочи…

– Откуда подробности?

– Одну из девчат немцы ранили в спину и руку. Она выжила, а позже ребята из сто пятьдесят второй бригады ее нашли. Она им и рассказала, как было дело…

Сверху раздался гортанный крик. Селиванов задрал голову. В сером небе неторопливо, с гоготанием, пролетала гусиная стая.

– На юг подались, зимовать.

Вострецов посмотрел на стройный птичий клин.

– С севера летят. Может быть, из моих мест, из-под Ярославля.

Гришке вспомнился родной город, мать, сестра. Сердце сжалось от тоски. Николай заметил грусть в глазах товарища.

– Скучаешь по дому?

– А то… Ты знаешь, как там у нас красиво. Если в живых останемся, приедешь в гости, я тебе покажу, какие у нас места, какой город…

Разговор закончили у входа в кремль. После передачи пакета в штаб направились к дому, где жил брат Маши. Здесь Гришка договорился с ней встретиться во время прошлого увольнения, но Маши в доме не оказалось. Дверь открыл ее брат, крепыш среднего роста в мятой тельняшке и брюках клеш, заправленных в ношеные кирзовые сапоги. Со слов Маши, Борис был ровесником Селиванова, но опухшее, заросшее густой щетиной лицо делало его гораздо старше. Мотнув нечесаной русоволосой головой, Борис вперил затуманенный хмельной взор в гостей.

– Чего надо?

Густая струя перегара обдала Гришку и Николая. Гришка брезгливо отвернулся.

– Мы к Маше.

Борис растер ладонью лицо, сглотнул слюну, вяло спросил:

– К какой Маше?

– К вашей сестре, Маше Смирновой.

– А-а, к Машке. Жених, значит. Здорово. – Борис протянул левую руку. Гришка заметил, что правый рукав тельняшки завязан узлом у предплечья. – Извините, братишки, что левой рукой здороваюсь, правую немец подлючий в Севастополе отстрелил, якорь ему в дышло… Меня Борисом зовут, а вас?

Гришка и Николай поздоровались, назвали имена.

– Ну, коли так, заходите. Машка утром забегала, сказала, что задержится, раненых много привезли. Так что придется вам, служивые, ее здесь подождать.

Селиванов и Вострецов вошли. Воздух в помещении был спертым, пахло сыростью и спиртным. Жилье Бориса оказалось небольшим: длинная узкая комната больше походила на коридор и являлась одновременно и прихожей и кухней, дверь из нее вела в маленькую спальню, обстановку которой составляли железная кровать, тумбочка, старый стул и занавески на окнах. Борис указал на прибитую к стене вешалку у двери, потом на стол.

– Раздевайтесь, братишки, и присаживайтесь к столу. Думается мне, ждать Машуху вам долго придется.

Николай первым снял шинель, повесил на вешалку.

– Раздевайся, Гришка, от приглашения отказываться неприлично.

Селиванов хотел снять сапоги, но Борис его остановил.

– Не снимай. Так заходи. Грязно у меня в комнатах. Вчера с родственничком, Арсентием, в карты, в «козла» играли, ну и приложились изрядно к спиртному. Я пьяный домой пришел, натоптал… В сапогах и уснул, кошки-матрешки. Так что давай, ребята, сразу к столу.