Сергей Нуртазин - Степной десант. Гвардейцы стоят насмерть!

– Чего тарабаните? Кого вам надо?

Гришка обрадованно ответил:

– Тетя Клава, это я, Гриша, племянник Валентины Матвеевны.

Женщина приложила ладонь к щеке:

– Ой, Гришенька! А я-то тебя и не узнала. А Валентина Матвеевна уже месяц, как преставилась, царствие небесное, – тетя Клава трижды перекрестилась. – Константин, родственник ваш, из села приезжал, после похорон квартиру на ключ запер и уехал. Мне тарелки и чашки из ее утвари отдал, попросил, чтобы я за жилищем приглядывала.

Гришка провел ладонью по подбородку, тяжело вздохнул.

Женщина кивнула на руку:

– Ты что же, ранен?

– Был ранен. Лечился в госпитале, здесь, в Астрахани. Скоро должны выписать.

– Хорошо, – голос женщины дрогнул. – А моего Дениску убили. Почитай, неделя минула, как похоронку на него получила… В Сталинграде погиб мой сыночек… Помнишь, как вы с ним на велосипеде катались и купаться на Кутум ходили, когда ты на каникулы приезжал, – она поставила ведро на землю, закрыла лицо ладонями, зарыдала. Гришка снял пилотку с головы, опустил голову. За ним последовал Селиванов. Постояли, помолчали. Да и что тут скажешь. Клавдия успокоилась, утерла слезы. – Может, ко мне зайдете, Валентину Матвеевну, а заодно и Дениса моего помянете, у меня самогон есть.

Вострецов надел пилотку:

– Нельзя нам, тетя Клава, да и времени у нас мало.

Гришка соврал, время у него было, но смотреть на горе матери, потерявшей на войне сына, ему было тяжело.

– Раз так, идите. Если чего понадобится, вы не стесняйтесь, заходите.

– Спасибо. До свидания.

Женщина кивнула:

– До свидания. Выздоравливайте, ребятки. Храни вас Господь.

Гришка шел, понурив голову, весть о смерти тетки и гибели Дениса угнетала.

Селиванов вывел его из горьких раздумий.

– Куда теперь пойдем?

Гришка остановился, пожал плечами. Мимо по рельсам прогрохотал трамвай со срезанным верхом, набитый деревянными ящиками и мешками. Селиванов положил руку на плечо боевому товарищу.

– Пойдем, погуляем. Покажешь мне город. Ведь ты здесь раньше был, а я нет. Заодно на рынок сходим, приценимся, что почем.

Вострецов кивнул. Они неторопливо побрели по улицам Астрахани в сторону одного из рынков.

Рынок оказался не маленьким, с крытым павильоном – длинным каменным зданием с многочисленными арочными окнами. Рядом с ним, между домами и набережной, деревянные прилавки и похожие на сараюшки киоски. Некоторые торговцы разложили товар прямо на земле, на тряпицах, платках, старых газетах. И торговцев, и товара много. На продажу и обмен принесли, кто что может. Кто из дома, кто из огорода, а кто и ворованное. Тут тебе и домашняя утварь, и продукты, и одежда. Селиванов и Вострецов ходили среди толчеи и гама, смотрели, спрашивали, приценивались. А цены не радовали. Коробок спичек продавали за пятьдесят рублей, махорку – за сто. В мясных рядах за кило говядины просили двести рублей, за сало – шестьсот.

Селиванов покачал головой:

– Да-а, здесь наш гвардейский оклад двойного содержания не поможет.

Дородная неопрятного вида женщина ухватила пухлыми пальцами Селиванова за рукав, дыхнула перегаром:

– Солдатики, купите консервы рыбные. У меня две банки есть, сом и сазан. Недорого. За сто двадцать отдам, – шепотом добавила: – Еще вино имеется, литр. Полторы тысячи прошу. Считай, что задаром отдаю.

Николай усмехнулся.

– Ну, ну. Отдаю даром, а останусь с наваром.

Торговка возмутилась.

– Ишь, умный какой нашелся! Не хочешь, не бери! Иди, поищи, где дешевле!

Ее соседка, старушка в поношенном коричневом платке, протянула им стеклянную бутыль.

– Молочко берите, ребятки. За пятьсот руб-ликов отдам.

Селиванов отодвинул протянутую руку с бутылью.

– Извини, бабуля, в другой раз.

Старуха поправила выбившуюся из-под платка седую прядь, недовольно проворчала:

– В другой раз скиснет.

Селиванов хотел ответить, но его внимание отвлек крик у соседнего прилавка. Он тронул Вострецова за локоть.

– Пойдем, Гриша, посмотрим. Не иначе вора поймали.

Селиванов угадал. Когда они подошли к месту происшествия, там уже собралось не менее дюжины зевак и торговцев. Они плотно обступили пожилого человека с пышными седыми усами, который крепко держал за руку белобрысого долговязого мальчишку. К своему удивлению, Вострецов и Селиванов признали в них железнодорожника, который разговаривал с Гришкой на вокзале во время прибытия их части в Астрахань, и мальчишку Сашку, который угощал их помидорами у входа в порт. Рядом с ними стояла худощавая, болезненного вида женщина в белом берете. Женщина прижимала к груди черную сумочку и кошелек. Взгляд больших карих глаз растерянно метался по лицам обступивших троицу людей: