Время в рейсе течёт монотонно и ничего героического не происходит. Те, кто приходит в море за романтикой, очень быстро понимают, что вляпались в совсем неромантичное мероприятие.
Хотя если ты полюбил Море, то оно войдёт в тебя и уже никогда не отпустит. Существовали целые династии, как самих моряков, так и моряцких жён. Большая часть баек об их слабости на передок в отсутствие мужа, – истинная правда, так что супружеская верность в семьях мореходов, издавна была понятием философским.
А вот вы уважаемый читатель или читательница, полгода без женщины или без мужика, не пробовали? Ну и ни надо.
Впрочем, скучать на «Алмазе» было некогда, новый капитан оказался человеком беспощадным и стервозным до невозможности.
Боцманская команда, да и большая часть экипажа лазила по мачтам и стеньгам, что тараканы по потолку, днем и нередко и ночью, поблажек не было.
Особо буйных и строптивых пороли в присутствии Хромова, ковали в кандалы и – вниз на откачку трюмной воды , которая воняла так мерзко, а крысы по ночам пищали так нагло, что охотников перечить начальству и бунтовать извели быстро.
«Дармоедов на шняве не было и быть не должно», – эту простую истину Француз вбил в буйные головы экипажа сразу и навсегда.
Как мудро заметил наш ротный майор Беднорук: «Труд облагораживает – он украшает человека, делает его горбатым».
Капитана, конечно, возненавидели – вместо того, чтобы дать людям отдохнуть после тяжелой вахты, их выгнали на верхнюю палубу. Дали в руки абордажные тесаки и приказали упражняться в умении наносить и отражать удары.
Никакого дерева – боевые и острые как бритва тесаки, которые и точить приходилось ежедневно после каждой «рубки». Кровь и боль, ссадины и порезы – к железу нужно привыкать и лучше так.
Шипели, плевались, матерились, но всем стало очень быстро понятно, что встречи со шведом, и драки не избежать.
Умирать капитан не собирался и не чинясь, рубился в учебном поединке без пощады к себе и к команде. Билисьостервенело, кровь поначалу лилась рекой, но мастерство приходило, и страх быстренько навострил лыжи и смотался за борт.
Лихость и ловкость капитана вызывали уважение:
«Вот чёрт нерусский и где так ловко рубиться выучился?!» – удивлялись матросы.
Ты можешь быть молод – ничего, с годами этот недостаток быстро исправляется. Можешь быть бедно одет или не знатен, но вот если ты мастерски владеешь своим ремеслом, знаешь больше других и умеешь пользоваться своими знаниями – ты всегда будешь в выигрыше.
Француз, был отменный штурман, великолепный кормщик – за одно это поморы простили, бы ему все его чудачества. Но посмотрев, как он управляется с секирой и абордажной саблей, испытав на себе силу его ударов и ловкость его движений, команда воспрянула духом и готова была «пахать» как проклятая, потому что жить хотелось всем и до Беломорья добраться тоже хотелось всем.
Команда, родившись на пирсе Амстердама, мужала и набиралась опыта.
***
Шнява шла переменными галсами, упрямо следуя проложенным курсом.
– Держать судно как можно ближе к ветру, – приказал Александр, стоя на своём месте на шканцах, – Осип! Сколько даём узлов?
– Восемь? – помощник работал с лагом.
– Мало, очень мало.
—Увеличить ход, я думаю, не получится, – с сомнением заметил Хромов, поднимаясь на шканцы, – нос перегружен. Да и пушки прибавили вес. Шнява сидит слишком низко.
В эту минуту порыв ветра со стороны правого борта резко накренил корабль, да так, что белые гребни волн лизнули фальшборт с подветренной стороны.
Капитан, отодвинув матроса, стоявшего у штурвала, сам стал на его место и энергичным движением, пока не стих свежий порыв, увалил шняву под ветер.
Все, кто был на палубе, услышали звук, похожий на пение, к которому присоединилось множество других звуков – поскрипывание гиков, гул корпуса и такелажа. Александр всё ближе приводил шняву к ветру.
В простоте и изяществе его движений чувствовался невероятный опыт, нечеловеческая интуиция и высочайшее мастерство.
– Ост-тень-норд, полрумба к норду, – негромко отдал распоряжение капитан и рулевой, кивнул, давая понять, что команду принял. – Так держать.
Уже через месяц плавания, отношение к капитану в корне изменилось. Ему поверили и в него поверили.
Матросы уже с лёгкостью порхали по реям. Даже в постоянной откачке трюмной воды, появилась некая лихость. Руки покрылись таким панцирем мозолей, что час работы на помпе, уже не был, чем-то запредельным.
Читать дальше