Владимир Бабенко - Хозяйка северных морей

—Ничего Софьюшка, полютует и успокоится, а грех я на себя возьму доченька. Не плачь милая.

А чего для своего дитя, любящая мать не сделает?

«Выпороть девку? Тоже мне грех?! А если слова добрые через голову зайти не могут, надобно, через задние ворота насильно батогами загонять. Да и кто она такая, чтобы Княгине перечить? Девка без роду-племени. Крепостная потаскуха.

Без церемоний, войдя в Дашины покои, Афанасий – личный палач княгини Марфы Турусовой, попросту грохнул воспитанницу по голове, своим пудовым кулаком, так что женщина упала на пол, лишившись чувств.

А вот когда её окатили холодной водицей, да из ведра, она пришла в сознание и ужаснулась, обнаружив себя совершенно голой, накрепко привязанной к широкой лавке. Да ещё в присутствии дворовых баб и пары конюхов.

Противно пахло навозом, лошадиным потом и мочой, в которой кат замачивал тяжёлый плетёный кнут со свинцовым шариком на конце.

Даша слыхивала о мастерстве Афанасия и сразу поняла, что жить ей осталось не больше четверти часа, и то, если очень повезёт.

—Очухалась, тварь – молодая княгиня, нехорошо улыбаясь, уселась в кресло, напротив лавки. – А что о пощаде не молишь? Страшно небось?! Жить хочется?!

Понимая, что говорить и просить бесполезно, её всё равно в лучшем случае убьют. В худшем – изуродуют, Даша просто приподняла голову и нагло стала смотреть в глаза женщине, которая захотела её лишить жизни.

К палачу у неё претензий в сущности не было: « А что Афанасий, ему приказали он выполняет – всего лишь орудие. А убийца – вот рядом. Да, конечно неправа, но ведь не сама же я заварила всё это».

– Ну, я так понимаю, что ты дрянь, гадюка подколодная, решила в молчанку сыграть. Ну-ну, поглядим, надолго ли тебя хватит, – кивнув палачу, Софья неспешно добавила, – начинай.

Удары сыпались мерно, кнут тяжело опускался на девичью спину, кожа лопалась, и кровь стекала на пол.

Даша молчала, с каждым ударом чувствуя, что не слабеет, наоборот, силы становилось всё больше и больше.

Злость к творимой княгиней несправедливости превращалась в волны страха и ненависти, которые медленно и неотвратимо исходили от неё, и подобно червям, проникали во все естественные отверстия находившихся в конюшни людей.

Первым не выдержали, дворовые бабы и с воем, полным ужаса женщины выбежали вон. За ними вылетели оба конюха и бросились прочь.

Афанасий почувствовал, как холодные скользкие пальцы смерти сжали его большое горячее сердце. И что-то острое вошло между лопаток. В глазах у палача потемнело, кнут выпал из рук, и он почувствовал как его душа, бросив здоровое, сильное тело, уносится куда-то прочь, на встречу с неведомым.

Когда через некоторое время в конюшню всё же решились зайти, то даже у видавшего виды плешивого, управляющего с широкой вороватой рожей, волосы на теле зашевелились от ужаса:

На полу конюшни в луже крови лежал кат, а молодая госпожа сидела в кресле с остекленевшими глазами, гримасой ужаса на лице и совершенно седыми волосами.

Черноволосая, молодая женщина за четверть часа, превратилась в поседевшую развалину.

На лавке никого не было. Куда исчезла «воспитанница» было решительно непонятно. В конюшне её так и не нашли, да и в поместье тоже. Никто ничего не видел, а если и приметил что, то наверняка молчал, то ли от страха, то ли по другой причине, нам не ведомо.

Софья Турусова так в себя и не пришла, ну в смысле умом она тронулась . Хозяйство пошло прахом, а вскорости нашли её в доме мёртвой.

Удавилась она. Сама в петлю влезла, а может, помог кто, о том было много слухов. Даже из Москвы приезжал дознаватель, допрос учинял, но так толком ничего и не выяснил.

А вскорости, и молодого князя привезли домой в гробу. Нашли горемыку ночью с ножиком в сердце, поблизости от резиденции российского посла во Франции. Так и похоронили их обоих рядышком со старым хозяином.

Такая вот история.

«Какое она имеет отношение к нашему повествованию?» – спросит читатель.

Отвечу: « А шут его знает какое. Просто в предместье Гавра, на западе Франции, на тихой улочке Виардо, что недалёко от порта, поселилась простая цветочница, купившая добротный двухэтажный домик с садиком, обнесённый двухметровым забором из дикого камня, за весьма приличные деньги».

Ничем примечательным она не отличалась, кроме того, что была молода, красива и помимо цветов, которыми торговала на городском рынке, ещё неплохо говорила по-русски, по-польски, и ловко писала прошения.