Сергей Самаров - Волчья тропа

Свою историю Абдул-Меджид рассказал Нариману, и тот загорелся:

– Давай придумаем вместе что-нибудь такое, что о нас всегда помнить будут! – предложил Бацаев. – Ты же умеешь придумывать! Придумай…

Абдул-Меджид пообещал пораскинуть мозгами. И пораскинул. Дважды он предлагал Нариману уйти в моджахеды. Официально это называлось «поехать на учебу в исламский университет в Турцию». Но все прекрасно знали, что это за учеба. Знал это и Нариман и даже объяснял свой отказ вполне здраво. Простых моджахедов в ИГИЛ воюют десятки, если не сотни или даже тысячи. И едва ли кого-то из них помнят дома, в родных городах и селах. И едва ли уважают их и гордятся ими. В этом было у Наримана большое сомнение.

– Если поехать туда, чтобы возглавить какой-нибудь отряд… – вырвалось у Наримана совершенно случайно.

– Я поговорю с братом, когда он будет снова звонить, – пообещал Абдул-Меджид.

Старший брат тренера, уже очень старый Камил, был известным имамом. Все в селе знали, что он служит в ИГИЛ, и даже свою мечеть имеет где-то на Ближнем Востоке, то ли в Ираке, то ли в Сирии, и там ведет свои службы для моджахедов. Камил тоже окончил исламский университет в Медине, только учился на факультете богословия.

Необдуманная фраза тренера автоматически значила, что два первых предложения, высказанные Абдул-Меджидом, тоже шли от Камила, и одновременно предполагала, что это было сказано только вскользь, не совсем серьезно. Но Камил, видимо, хорошо представлял, что многие из эмиров захотят иметь среди своих моджахедов такого бойца, как он. Это сильно подняло бы авторитет любого эмира. Но Нариман отводил себе другую роль, стремился к другому. Он давал сам себе оценку и хорошо знал, чего стоит одно его имя.

Но если первые два предложения, высказанные Абдул-Меджидом, пришли довольно быстро и одно за другим, то новое предложение затянулось. Даже сам Нариман уже начал было забывать о своем высказанном желании. А Абдул-Меджид задал вопрос:

– А меня к себе в отряд возьмешь?

– А ты не слишком стар для войны? – спросил Нариман.

– Ты и сам знаешь, что здоровья мне еще хватает.

Однажды Абдул-Меджид приволок Нариману на цепи противника для спаррингов – молодого медведя в наморднике и со срезанными когтями. Но сила у медведя была не в зубах и когтях, а в мощных лапах. И Нариман по настоянию тренера вынужден был с медведем бороться. Причем борьба эта была настоящей борьбой за жизнь. В итоге Нариман медведя просто задушил болевым приемом, предварительно сломав ему лапу. Но уже тогда будущий эмир прекрасно понимал, сколько сил требовалось тренеру, чтобы этого мощного, несмотря на возраст, зверя притащить в спортивный зал, если даже цыгане на ярмарках водят такого за кольцо, продетое в нос, и обычно вдвоем, а Абдул-Меджид притащил его за цепной ошейник и в одиночку. И даже, как он сам потом рассказывал, на зверя намордник надевал. Значит, силушка у него еще имелась немалая.

Майор Смурнов пошел проводить капитана Одуванчикова на плац, который давно уже стал вертолетной площадкой – строить отдельную не захотели, использовали стандартный проект военного городка. Это было правильным решением, поскольку традиционный плац сводному отряду спецназа военной разведки был без надобности. Для проведения строевых занятий у бойцов просто не было времени. Строевой учебной подготовкой солдаты занимались в своих бригадах, а на Северный Кавказ приезжали только воевать.

Два взвода роты должны были ждать командира в двух вертолетах «МИ-24». Но по дороге майор с капитаном, чтобы потом не возвращаться, свернули к воротам, где стояли три грузовика и где командир разведроты должен был передать карту и инструкции оставленному вместо себя командиру первого взвода старшему лейтенанту Анисимову.

– Кого вместо себя оставишь? – поинтересовался начальник штаба, как показалось командиру роты, излишне заинтересованно.

– Как всегда, командира первого взвода старшего лейтенанта Анисимова.

– Не слишком ли он мягкий? – выразил майор свои сомнения.

– Он самый толковый, и по выслуге пора уже ему свою роту получать. А мягкость его… она…

– Мягкость с женщинами хороша, – не дал ему Смурнов завершить фразу. – А с солдатами пожестче надо! Так они лучше понимают!

Одуванчиков снова не стал спорить, только пожал плечами, оставляя свое мнение при себе. Сам он всегда старался вести себя с солдатами как можно мягче. А женщины в его роте не служили.