Александр Тамоников - Крымская пленница

Глеб сполз на дно канавы, начал тормошить извивающуюся девушку.

— Анюта, милая, это я, Глеб… Успокойся, все хорошо, мы выберемся…

Она застыла и вдруг издала мучительный стон:

— Глеб… Глебушка…

— Помолчи, доверься мне… — Он достал из-за спины сумку — там в кармашке имелся примитивный перочинный нож — и начал разрезать путы на ее руках. Диверсант, мать твою, мог бы заточить свой нож! Веревки лохматились, неохотно рвались. Он взмок, пока все сделал. Она обвилась вокруг него, захлюпала носом. Вовремя, нечего сказать. Самое подходящее время для телячьих нежностей! Глеб насилу оторвал ее от себя и высунулся из канавы. Темнота, хоть глаз выколи. Диверсанты затушили костер. Неясные тени колебались в сумрачном воздухе — далеко, в пределах стоянки. Он осторожно передернул затвор. Из патронника вывалился патрон. Значит, был уже передернут и готов к стрельбе. Отыскал его в траве, сунул в карман штанов — в хозяйстве пригодится — и повернулся к девушке. Она дрожала, скорчившись в яме, жизнь просыпалась, глаза начинали поблескивать.

— Анюта, прижимайся к правому склону и ползи к скалам. Там встретимся. Не спрашивай ни о чем, действуй…

Она пыталась что-то сказать, но уже на ходу! Из горла девушки вырывались хрипы, ноги заплетались. Но она ползла. Когда Анюта скрылась в темноте, он выбросил себя из ямы и кинулся на левый склон, к деревьям. За спиной закричали, простучала тугая очередь. Глухо рычал раненый Рубанский, что-то требовал от подчиненных. Глеб видел, как ползла Анюта — все быстрее, быстрее, вот встала, побежала, тяжело переставляя ноги…

Он стрелял со склона — просто так, для острастки. Потом покатился вниз, в траву. Прополз несколько метров, снова на склон, привлекая к себе внимание. Диверсанты шли в атаку короткими перебежками. Сколько их там осталось? Трое в лодке, не считая горе-майора? Тот отдавал противоречивые приказы, и диверсанты не знали, что делать. Они то бросались вперед, то начинали яростно палить, мешая друг другу. Глеб уже закатывался за камни — тактика зайца, бегающего зигзагами.

— Анюта, ты где?

— Я здесь, Глеб… — зашевелилось, отклеилось от скалы живое существо.

Он заурчал от удовольствия, схватил ее в охапку, потащил вперед. Здесь в скалах должны быть пещеры… Далеко бежать не пришлось, он потащил ее к черному провалу — такое ощущение, что каменный идол решил зевнуть, разинул рот… Вокруг пещеры валялись булыжники. Анюта заползала в нору, Глеб подгреб к входу какие-то камни, тоже забрался внутрь и выбрал самый большой из них, чтобы частично перекрыть проем.

— Глеб, а как же мы…

— Тихо, Анюта, заткнись, пожалуйста… Они лежали, как в гробу — потолок давил морально и физически. Он повернулся на бок, прижал ее к себе. Больше никогда не отпустит. НИКОГДА! Отыскал ее чумазую мордашку, принялся покрывать поцелуями, закрыл ей рот губами. А снаружи уже шумели. Диверсанты шли широким фронтом, поливая скалы из автоматов.

— Кретины… — страшным голосом хрипел Рубанский. — Вы же убеждали меня, что он сдох…

— Пан майор, но он реально сверзился с обрыва… — оправдывался сержант Костюк.

— Дебилы! Идиоты убогие! — разорялся главарь. — Вы у меня сами со скалы сверзитесь! А ну, осмотреть все внимательно, да под пули не лезть… И хватит стрелять, дурачье, патроны поберегите, и так уже хрен осталось!

Диверсанты прошли мимо пещеры, и майор отдал приказ «поворачивать оглобли», возвращаться в лагерь и быстро собирать манатки. Выспались, кретины, отдохнули?

Стало очень тихо, и Глеб забеспокоился, потряс ее. Девушка спала! А может, потеряла сознание, не выдержав напряжения…

Он тоже куда-то проваливался, сопротивляться было бесполезно. Очнулся через два часа — сам, без посторонней помощи. Все в порядке, девушка рядом, живая, сладко посапывает. Автомат и сумка тоже здесь. А вот диверсантов как раз не видно. Глеб уставился на мерцающие стрелки — скоро пять утра, уже рассвело. Небо затянули мохнатые облака. Район был каким-то аномальным, притягивал тучи. Он выполз из крохотной пещеры, стал осматриваться. Ничего нового, небольшое исключение — близость леса, уходящего в глубь перевала.

Анюта выбралась вслед за ним, села рядом, подогнув ноги, прижалась плечом. Он обнял ее, поцеловал в висок. Хорошенькая мордашка осунулась за сутки, глаза провалились, их окружали живописные круги. Волосы висели сосульками. В сиреневой кофточке красовались дыры и затяжки. Но джинсы держались, не считая ободранных коленок. Он взял ее руки в свои, поцеловал. Запястья посинели и распухли.