Сама собой напрашивалась версия: солдат, попавший в плен к моджахедам, принявший в итоге ислам и обретший иное бытие и иных соратников…
Впрочем, у Каменцева хватило артистизма и такта, дабы свести беседу на темы нейтральные и возникшее со стороны пациента недоверие к себе усыпить.
Выражая свою солидарность с рассуждениями морячка о великолепии собранного на судне коллектива, Каменцев рассеянно кивал, отделываясь неопределенными междометиями: он уже опасался прослушивания данного разговора неким всеслышащим неприятельским ухом…
Уложив захворавшего матросика в отдельную каюту санчасти и следуя не столько логическому решению, а неосознанному импульсу, что, впрочем, случалось с ним постоянно, Каменцев с должной озабоченностью поведал, капитану, будто на судне появился гриппозный больной, возможна эпидемия, а потому необходимо провести срочную профилактическую вакцинацию всей команды.
Никаких медикаментов для прививок у него не было, однако в изобилии имелся физраствор в ампулах, способный сымитировать означенную процедуру.
Несмотря на строжайший капитанский приказ, от вакцинации все‑таки уклонился старпом, категорически заявивший, что ни разу в жизни не употреблял никаких микстур и таблеток — простуда его не берет — и лишний раз допускать праздное постороннее вмешательство в деятельность своего организма он никому не позволит.
Спорить со старпомом Каменцев не решился: этот здоровенный мужик, с литыми кулачищами и несгибаемой, чувствовалось, волей, вселял в него неосознанную робость, несмотря на свое безусловное добродушие и обходительность.
Старпом напоминал сонного, хорошо отобедавшего льва, уже приглядевшего себе будущую закуску, но не спешившего спугнуть ее в отсутствие актуального аппетита. Так, по крайней мере, казалось Каменцеву, в чьей крови циркулировал обильно и неустанно вырабатывающийся адреналин.
Итак, за исключением упрямого старпома, вся остальная команда дисциплинированно прошла через санчасть, и вскоре Каменцеву пришлось убедиться, что следами ранений, полученных на поле боя, отмечено шестнадцать человек. Процент, что и говорить, значительный. Однако все матросы без исключения представляли собой тип людей закаленных, основательно тренированных физически и явно прошедших военную школу, чья аура была свежа и очевидно различима. Отдельным списком проходили рыхлые специалисты–арабы, тщедушный, прибитый каким‑то неведомым несчастьем Филиппов, траченные временем специалист Забелин, подлюга Крохин и некто Уолтер — бизнесмен, ответственный за оснащение судна научным оборудованием.
Таким образом, худшие, хотя и по–прежнему неясные подозрения Каменцева подтвердились: на судне существовал связанный единой религией коллектив, причем славянская часть данного коллектива неукоснительно исполняла все исламские ритуалы, хотя таковое исполнение проходило втайне от чужих глаз. Однако въевшиеся в натуру привычки, как бы тщательно они ни скрывались, порой проявлялись довольно отчетливо, и однажды Каменцеву довелось наблюдать сцену, когда ученый араб, небрежно обратившись к русаку–боцману с каким‑то, видимо, распоряжением, получил в ответ рабский поклон, причем ладони моряка при данном поклоне механически–отработанным движением переместились на грудь.
Что могло связывать этих людей?
Мысли одна чуднее другой лезли в голову Каменцева, но к какой‑то определенной версии он не приходил.
Желание посоветоваться с Крохиным отсутствовало — прошлому партнеру по бизнесу он не верил. А его связи с мафией, да и сам факт участия в плавании, наводили опять‑таки на туманные подозрения о каверзной подоплеке присутствия явного дилетанта в составе научной экспедиции.
С другой стороны, стоило ли пытаться разрешать выпавшую ему загадку? Тем более если его окружали какие‑либо сектанты или пираты, то судно уже смело можно было считать захваченным ими, и, прояви Каменцев любознательность, дорожку за борт ему обеспечивало любое неосторожное словцо.
Оставалось полагаться на благоволение судьбы и слепо следовать в колее выработанной схемы: минимум общения, четкое выполнение обязанностей по службе и — безоглядный, как побег с зоны, рывок в глубь Американского материка со стартовой полосы долгожданного пирса.
Однако способностью к самоуспокоению натура Каменцева не отличалась, и потому, напустив на себя некую сонную рассеянность, внешне ни к чему не прислушиваясь и не присматриваясь, он усиленно стал тренировать боковое зрение и барабанные перепонки, не упуская ни одной детали, ловя каждое слово, копя материал для анализа и, соответственно, необходимого действия.
Читать дальше