Андрей Воронин - Никто, кроме тебя

Сам катер был довольно большим. На скамейках под навесом могло бы поместиться человек пятьдесят. Шаин-мюэллим отпустил водителя, приказав не отъезжать далеко от пристани. Окинул взглядом тех, кто собрался на морскую прогулку по бухте. Были здесь влюбленные парочки, были родители с детьми. Кто-то уже уселся, кто-то стоял у борта, из динамиков доносилось “Мама шика дам”, но не в киркоровском исполнении, а в оригинале, на турецком.

Все-таки странно, что “мюэллим” взял с собой на такой разговор чужака. Или чужаку, наоборот, больше доверия – любого из своих могли успеть подкупить, соблазнить? А может, это элементарная проверка на вшивость? Нет времени думать, надо действовать по обстоятельствам.

Партнер по переговорам в самом деле уже поджидал в застекленном помещении нижнего уровня. Его фигуру можно было бы назвать пропорциональной, если бы не арбузом выпирающий живот. “Восьмой месяц беременности”, – с иронией определил про себя Рублев. При нормальном, без отвислых щек и двойного подбородка лице, груди и предплечьях, не отягощенных жировым слоем, живот, распирающий тонкую дорогую сорочку казался бутафорией, использованной с какой-то неясной целью. Но Шаин-мюэллим удивления не выказал. Они обнялись с обладателем живота и завели неторопливый разговор, из которого Комбат ничего не мог разобрать.

Впрочем, он не очень огорчился. Он знал восточную манеру вести дела. В России два субъекта такого рода при встрече сразу взяли бы “быка за рога”. Здесь будут долгие любезности, ритуал взаимных комплиментов. Неизвестно вообще, дойдет ли дело до сути. Может быть, какие-то мелкие, недоступные стороннему глазу нюансы, позволят тому или другому сделать вывод, что решение вопроса надо отложить на потом. Или незачем упоминать о разногласиях вслух, чтобы не ударить по чужому самолюбию – обязательства уже признаны, и через два дня претензии будут молча, без лишних слов, удовлетворены.

Кто-то, Комбат уже не мог вспомнить кто именно, однажды объяснил ему суть восточного этикета одним словом – словом “пэрдэ”, означающим занавес, завесу. Есть очень многие вещи, которые не произносятся, а только подразумеваются.

Этот полупрозрачный занавес присутствует только при разговоре равного с равным. Там, где есть неравенство, в особенности если это неравенство начальника и подчиненного, там только лесть и послушание с одной стороны и приказы с другой…

Сейчас все свидетельствовало о том, что здесь беседуют две равнозначные фигуры. Человек с животом-арбузом тоже взял одного сопровождающего – скуластого, с желтоватым цветом кожи и немигающим взглядом узких глаз. Его можно было бы принять за чужака еще с большим основанием, чем Рублева. Но сам Комбат не спешил с выводами – он уже обратил внимание, что среди местных нет какого-то одного преобладающего типа. Встречаются и смуглые и светлокожие, и скуластые и толстогубые…

Телохранитель пристально смотрел на Комбата с расстояния трех шагов. Конечно же, он тоже при оружии. Где и когда научился с ним обращаться? По возрасту в Советской Армии явно не мог служить. Хотя на просторах бывшего Союза давно уже ходят тысячи тех, кто нахватался опыта в местных конфликтах, стычках, разборках, прошел инструктаж у разного рода спецов.

Тем временем застучал движок, и катер отвалил от берега. Пол и переборки теперь мелко дрожали, растревоженная вода бурно пенилась за бортом. Даже в этом многослойном шуме, отлакированном еще ритмичной музыкой, Комбат разобрал осторожные шаги сверху, над головой. Резко вскидывать голову он не стал, чтобы не подать виду. Но шаги ему не понравились. Осторожные, бережные – человек как будто держал на голове стеклянные шары, поставленные один на другой и еле передвигал ноги, боясь нарушить шаткое равновесие.

Как поднять голову, чтобы осмотреть потолок? Комбат медленно достал из нагрудного кармана пачку сигарет. Зажигалка была в другом кармане, брючном – если он туда полезет, это может послужить сигналом. Тут неожиданно шевельнулся желтолицый телохранитель – он решил не дать Комбату воспользоваться удобным предлогом. Чиркнув собственной зажигалкой, чуть привстал и вытянул руку вперед. Криво ухмыльнулся, чтобы не быть заподозренным в излишней вежливости.

Поблагодарив кивком, Рублев глубоко затянулся, запрокинув голову, как часто делают заядлые курильщики, когда отказываются дальше терпеть вынужденный перерыв. С наслаждением выпустил дым в потолок и снова опустил взгляд.