Андрей Воронин - Панкрат

— Быстрее к сетке! — скомандовал Панкрат. Чепрагин метнулся ко второму ряду заграждений — здесь поверх была натянута свернутая в спираль “колючка”. Присев на одно колено, он принялся перекусывать проволоку, в то время как Суворин быстро завернул уже вырезанную в первом ряду часть обратно и подтащил к лейтенанту бездыханные тела часовых.

— Готово! — Чепрагин рванул на себя “выкушенную” сетку.

Пятясь вперед, они втащили на территорию лагеря трупы охранников и сложили их у стены одного из крайних бараков, в месте, которое Суворин присмотрел для этой цели заранее — туда не доставали вездесущие лучи прожекторов. Лейтенант пристроил кусок сетки обратно, и теперь им оставалось ждать следующего затемнения, притаившись в черной тени рядом с окровавленными трупами.

Яркие полосы мертвенного электрического света подползали все ближе, и на мгновение Чепрагину показалось, что Седой ошибся в своих расчетах, и сейчас их заденет, резанет этим светом, словно лезвием ножа. Он даже инстинктивно сжался, но тут же заставил себя расслабиться — постоянное напряжение могло привести к срыву в самый ответственный момент.

И, глядя, как ползут мимо лучи прожектора, вырывая из темноты месиво серой грязи, пожухлой травы и прелых листьев, занесенных на территорию лагеря ветром, лейтенант глубоко вдохнул, задержал дыхание на несколько секунд и медленно выдохнул, успокаивая бешеный стук сердца.

После нескольких попыток это у него получилось.

Занятый аутотренингом, Чепрагин даже не заметил, как полосы света скрестились на том месте, где они ползли, оставляя после себя борозды. Свет на мгновение замер, словно раздумывая, и теперь уже наступила пора для Суворина покрыться холодным потом.

Но задержка продлилась не больше трех секунд; по истечении этого недолгого времени лучи качнулись и разошлись в разные стороны.

Было самое время возвращаться. Это, разумеется, относилось только к лейтенанту, поскольку путь Седого лежал дальше, в глубь лагеря.

— Возвращайся, — прошептал он Чепрагину, навинчивая глушитель на ствол “ингрема” — того, который успел пристрелять еще в группе Николаева.

Чепрагин кивнул и беззвучно, призрачной серой тенью отделился от стены, к которой секунду назад прижимались они оба. Но какое-то шестое чувство заставило Панкрата схватить за руку не успевшего оказаться вне пределов его досягаемости лейтенанта. Схватить и рвануть назад. Лучи прожекторов качнулись назад, словно намереваясь подкараулить и застать врасплох кого-то.

— Уф-ф! — только и смог выдохнуть ошеломленный Чепрагин. — Ну и..

Лезвия света скрестились на том же месте, где совсем недавно им вздумалось задержаться на несколько секунд. Выждали и разочарованно расползлись — тут-то Суворин и подтолкнул лейтенанта.

— Давай, парень!

Чепрагин не заставил себя долго упрашивать. Он молнией метнулся к внутренней линии заграждений, пригнулся и…

Дальше Суворин не смотрел. У него самого времени в запасе было не так уж много. Того и гляди, кто-нибудь хватится исчезнувших часовых. Тогда — тревога по лагерю, проваленная операция, охота на одиночку, которого рано или поздно загонит, словно зайца, свора собак. И скорее рано, чем поздно. Поэтому Панкрат развернулся и канул в темноту, не оглядываясь.

Он бесшумно крался вдоль глухих стен бараков, вслушиваясь в каждый шорох и ежесекундно ожидая резкого воя тревожной сирены, от которого вжимается в плечи голова и закладывает в ушах. Сирена молчала. Но так не могло продолжаться бесконечно. Когда-то исчезновение часовых должны были заметить те, кто поворачивал на вышках прожекторы. И времени до этого момента оставалось все меньше и меньше.

Суворину понадобилось не больше пяти минут, чтобы по прямой пересечь пол-лагеря. Благо бараки не охранялись, и не от кого было прятаться.

Вскоре он почти достиг цели своего рискованного предприятия — небольшой охраняемой будки, представлявшей собой вход в подземные апартаменты Рашида. “Почти” означало, что он стоял за углом ближайшего к этой будке барака, затаив дыхание и выжидая, когда же отвернется охранник, пялившийся сейчас точно в его направлении. У него был прибор ночного видения, и всякая попытка подобраться поближе могла стоить Суворину жизни. Им еще очень повезло с часовыми, охранявшими ту часть периметра, через которую они проникли в лагерь — у тех почему-то не было ночной оптики.

И тут взвыла сирена.

Звук, низкий и басовитый, в одно мгновение истончился и поднялся до невообразимой высоты. Хлестнул по натянутым нервам, словно плеть, и тут же упал, понизившись до почти гудения.