Андрей Воронин - Петля для губернатора

– Ты чего? – повторил он.

– Ты не ответил на мой вопрос, – ясным голосом сказала Коврова, продолжая сжимать коленями его ладонь и глядя на него в упор.

– Какой вопрос? Ах, это… Черт, я же ничего не знаю и ни за что не могу ручаться… Но, конечно, сделаю все, что будет от меня зависеть.., если от меня в этом деле хоть что-нибудь будет зависеть. Это я тебе, можно сказать, клятвенно обещаю.

– Не беспокойся, – раздвигая колени, промурлыкала Коврова. – От тебя будет зависеть многое. Очень многое, уж ты мне поверь.

Она наклонилась к его губам, и Бородин ощутил исходивший от нее запах табака и французских духов. Его ладонь возобновила прерванное путешествие, и спустя несколько секунд обнаружилось, что никакого белья на Ковровой нет вовсе.

– А ты, я вижу, подготовилась, – пробормотал он, свободной рукой возясь с пуговицами на ее блузке. Коврова усмехнулась.

– Чудак, – сказала она. – Я всегда готова. Как пионер. Разве ты не знал? Тише, тише, не помни юбку…

Забросив за плечо светлый кримпленовый пиджак с похожими на ласточкин хвост лацканами и накладными карманами, Иван Бородин толкнул тяжелую дверь с потемневшими бронзовыми ручками и вышел из прохладного райкомовского вестибюля на залитое предвечерним солнцем крыльцо. Площадь дохнула ему в лицо душным жаром, листья высаженных вдоль тротуара лип безжизненно обвисли в неподвижном раскаленном воздухе грязно-зелеными вялыми лоскутками. По испещренному трещинами асфальту бродили одуревшие от жары голуби, на чугунной лысине стоявшего перед зданием горкома партии вождя сидела нахальная галка, и даже отсюда, снизу, было хорошо видно, что лысину опять придется мыть. Поодаль пожилая женщина в синем рабочем халате поливала из лейки росшие на клумбе перед городской Доской почета анютины глазки. Поодаль группа патлатых подростков в обтрепанных джинсах оживленно делилась впечатлениями от вчерашней дискотеки в “клетке”. У того, что стоял спиной к Бородину, на заднице были намалеваны два широко открытых голубых глаза.

Бородич знал его – сопляк был сыном председателя горсовета Губанова. Звали его, кажется, Алексеем, и, по мнению Бородича, папаше давно пора было заняться воспитанием своего патлатого чада, пока оно не впуталось в историю и не подмочило папашину репутацию.

Он немедленно понял, что зря вспомнил про Губанова-старшего и его находящуюся под угрозой репутацию, но было поздно – настроение уже испортилось, и радость от предстоящего переезда в Москву основательно поблекла. У него самого были весьма серьезные проблемы с репутацией. Пока то, что его жена была законченной алкоголичкой и, похоже, начинала понемногу трогаться умом на почве беспробудного пьянства, было известно немногим и еще не стало предметом публичного обсуждения. Но шила в мешке не утаишь, и переезд тут вряд ли поможет – скорее уж, наоборот.

Он заметил, что все еще торчит на крыльце райкома, глазея по сторонам, встрепенулся и направился к своему серо-голубому “запорожцу”, стоявшему поодаль в жидкой тени лип. Отперев дверцу и просунув на заднее сиденье пиджак, он по частям вдвинулся в тесное пространство между водительским сиденьем и рулевым колесом. Иван Бородич был рослым и крепким тридцатилетним мужчиной, и то, с каким трудом он втискивался в мизерный салон своего “запора”, всегда вызывало шквал смеха и подначек у его коллег. “Ничего, – подумал он, закуривая и вставляя ключ в замок зажигания. – Через годик куплю “москвич”, а может быть, и “жигули”. А там, если все будет тип-топ, можно будет подумать и о “волге”. А Галка… Ну что – Галка? Как-нибудь потихонечку все утрясется. Утрясется и рассосется… Вылечим как-нибудь… Хотя, с другой стороны, – ну какое у нас лечение? В ЛТП ее сдать, что ли? Скандал, а толку никакого. Но что-то делать придется. Не убивать же ее, в самом деле”.

При мысли об убийстве по спине у него пробежал неприятный холодок. Смотреть на закрытых просмотрах крутые западные боевики, где железные парни с каменными лицами расстреливали друг друга и всех подряд из больших пистолетов, было очень просто. Каждое их действие казалось логичным и оправданным, и все у них было продумано на сто ходов вперед, так, что любо-дорого глянуть. А взять и убить живого человека.., собственную жену, черт подери – это, дорогие товарищи, совсем другое дело. И чем прикажете ее убивать? Перепилить ей глотку кухонным ножом? Утопить в ванне? Тюкнуть по темечку топориком для разделки мяса? Ох, не смешите меня…