Андрей Воронин - Шальные деньги

– Вот уж не думал, что все так сложится. Эх, брат, брат Женя, я-то был уверен, что тебя давным-давно нет на белом свете. А ты, оказывается, жив и к тому же, можешь преподнести мне большущую подлянку, подложить огромную свинью.

Выпитый коньяк сделал свое дело. Кирилл Андреевич захмелел. Он вернулся в кабинет с зажженной сигаретой и массивной серебряной пепельницей в руке. Пьяным он никогда не позволял себе выходить на улицу, даже не высовывался на балкон и двери гостям не открывал. О своей репутации он заботился неукоснительно.

Как жрец открывает футляр с хранящейся в нем реликвией, так и он открыл деревянный шкаф, внутри которого был металлический сейф – старый, пятидесятых годов. Отец, военный юрист, держал в нем пистолет и документы. Ключ от сейфа всегда был спрятан в одном и том же месте. Даже жена Кирилла Андреевича не знала, как открыть дверцу сейфа.

Кривошеее встал на стул, снял с книжной полки военную энциклопедию, из-под корешка ногтем извлек плоский ключ, уже тусклый от времени. Это теперь плоский ключ не диковинка, а в пятидесятые годы это было редкостью. Называли тогда такой замок неизменно французским.

Ключ вошел в щель замка, трижды провернулся. Механизм работал отлично. Массивная дверь без скрипа отворилась. В этом сейфе, убери из него металлические полки, при желании мог бы спрятаться двухлетний ребенок. В детстве Кривошееву казалось, что там отец хранит что-то страшное. К сейфу он боялся даже приближаться.

При посторонних, даже при членах семьи, покойный генерал Кривошеев никогда сейф не открывал. Он уединялся в кабинете, закрывался и только после этого пользовался сейфом. О том, где он прячет ключ, сказал сыну лишь перед самой смертью. В те дни он поведал ему и страшную тайну о его брате-близнеце, упрятанном под чужим именем в психиатрическую лечебницу провинциального городка. До этого Кирилл Андреевич пребывал в уверенности, что брат Евгений погиб в Афганистане.

На нижней полке лежал альбом в плюшевой обложке с приклеенной к ней фотографией московского Кремля. Кривошеев положил альбом на письменный стол, покрытый поверх зеленого сукна огромным листом стекла, и отвернул тяжелую обложку. На первой странице находился портрет отца в генеральском мундире при всех наградах. Далее шли многочисленные отцовские фотографии разных лет.

Вот он с известными маршалами.., вот на отдыхе в Крыму… На последних страницах альбома располагались афганские фотографии отца. Там он был с длинной окладистой бородой, абсолютно непохожий на себя. Таким отца Кирилл Андреевич в жизни никогда не видел. Если бы ему пришлось встретиться с ним на улице или столкнуться лицом к лицу в толпе, он бы ни за что не узнал родного отца. Генеральский мундир советского офицера и борода, которую носили афганцы, были несовместимы.

Под последней картонной страницей лежал конверт. К содержимому этого конверта Кирилл Андреевич не прикасался уже восемь лет. Он вытряхнул фотографии из конверта на стол. Это были фотографии похорон брата.

Он просматривал их одну за другой, только теперь понимая фальшь всего происходившего тогда. Нет, мать рыдала по-настоящему, ее горе неподдельно. Но как мог отец, зная, что сын жив, даже не намекнуть об этом супруге. Теперь Кривошееву казалось, что отец в генеральском мундире с орденскими планками улыбается, а тогда всем эта усмешка казалась гримасой скорби.

Многие на похоронах говорили ему – брату “покойного”: “Держись, Кирилл, так, как держится твой отец Андрей Николаевич. Он настоящий солдат. Он умеет держать удар, ничто не вышибет его из седла”.

Кирилл помнил, как в дом приходили генералы, полковники, майоры и просто люди в штатском, жали руки, говорили дежурные фразы, а его брат, как все думали, лежал изувеченный до неузнаваемости в запаянном цинковом гробу. Только потом, когда Кривошеев все узнал от умирающего отца, он понял, почему отец наперекор всем завещал похоронить себя не рядом с сыном, а на другом кладбище, на другом конце города.

"Так вот как все было. Почему было? Это не ушло, не растворилось, как дым в воздухе. Брат-то жив”.

Но даже после признаний отца Кирилл Андреевич продолжал считать брата мертвым, геройски погибшим там, в Афганистане, и посмертно награжденным орденом Боевого Красного Знамени. Так было удобнее. Удобнее иметь мертвого родственника, чем сумасшедшего, если ты находишься на государственной службе и занят чрезвычайно секретными важными делами. Всплыви сейчас ужасный факт, что сын недавно ушедшего из жизни генерала Кривошеева жив, – и тогда только Бог знает, что может произойти. “Никто не поверит, что я не был в курсе, что я не врал, а если я врал в этом, значит, могу соврать и в любом другом деле. Теперь придется регулярно финансировать провинциального эскулапа, чтобы тот держал язык за зубами, чтобы рот психиатра был на замке”.