Андрей Воронин - Слепой для президента

«Вот и хорошо – она спит. А я не могу уснуть. Хотя уснуть надо, завтра я должен быть в форме. Может, прямо завтра придется действовать на всю катушку. Я должен соображать четко – так, как соображает студент на экзамене по специальности. Надо спать! Спать!» – приказал себе Глеб Сиверов и выполнил свой приказ.

А утром он сидел у приемника, когда Ирина, шлепая босыми ногами, прошла из спальни в ванную комнату.

Глеб внимательно слушал новости, настраивая приемник то на одну станцию, то на другую, сравнивая и анализируя полученную информацию. Его всегда восхищало, вернее, не переставало удивлять то, откуда и каким образом журналистам удается добывать информацию, в принципе, абсолютно засекреченную.

И, наверное, добывать ее малыми средствами.

– Вот черти! – приговаривал Глеб, глядя на шкалу настройки. – Хотя что тут удивительного? Информацию дают задаром сами политики для того, чтобы завалить своих конкурентов.

Все радиостанции сообщали примерно одни и те же факты Но трактовка этих фактов оказывалась различной. На одной волне более скандальная, на другой нейтральная и как бы безразличная. В одном случае заурядное сообщение о здоровье президента преподносилось как предвестие конца света, в другом – казалось, что речь идет о банальном насморке. Но Глеб умел отбрасывать эмоции, отшелушивать лишнее и выискивать то, что является сутью, единственно верной и точной. Все радиостанции говорили о событиях в Чечне, о выводе войск, о Масхадове и Яндарбиеве, продолжающих дело генерала Дудаева, о проколах генерала Лебедя. Но самая главная новость последних недель – это болезнь Президента России Бориса Николаевича Ельцина. Новость не могла приесться, как это случилось даже с кавказской войной, сообщения о которой вызывали у обывателей разве что икоту. ?Эта новость муссировалась и неизменно подавалась освещенной с разных сторон.

Анализировалось то, что может произойти, если Президент России вдруг умрет или уйдет в отставку, рассматривался механизм всех этих довольно-таки невероятных процедур. Высказывались предположения о том, кто из ныне действующих политиков может претендовать на пост президента и у кого какие шансы. Впечатление складывалось такое, будто игроки обсуждают шансы лошадей и жокеев на ипподроме перед началом заезда, причем каждый из них поставил на кон все свое состояние. Много говорилось и о позиции США и Германии. Но о Штатах непривычно меньше, чем о Германии, – там были заняты своими делами. У них на носу выборы президента, и им не до того, что происходит в России.

Глеб выключил приемник как раз в тот момент, когда Ирина вышла из ванной.

– Зачем ты слушаешь всю эту ерунду? Да еще на разных станциях? – Быстрицкая, которую тяжело было провести, щелкнула клавишей магнитофона, – новости – не та пища, чтобы насытиться, только здоровье испортишь.

– Надо, дорогая, надо.

– Ладно, я не сержусь, все лучше, чем спрашивать о моем самочувствии. У меня такое впечатление, что скоро я от тебя услышу: «Ирина, тебе уже хуже?»

– Если ты думаешь, что я, одурманенный сводкой последних известий, не замечу твоего гнусного подкола – ошибаешься.

– Слушай на здоровье, если тебе нравится.

– Не нравится, но слушать я вынужден.

– Для чего? Зачем это тебе?

– Чтобы ориентироваться.

– Что тебе это дает?

– Средства к существованию, – пошутил Глеб, и Ирина улыбнулась:

– Это единственное, чем ты можешь меня шантажировать с полным правом.

Только не злоупотребляй.

– Ну вот, ты и развеселилась.

Глеб хотел задать сакраментальный вопрос о самочувствии, но остановил себя. Только за завтраком он смог сказать Ирине о том, что, возможно, ему придется вновь исчезнуть и неизвестно на какой срок. Ирина восприняла это спокойно, вернее, сумела искусно сделать вид, что услышанное ее мало волнует.

– Не к любовнице же ты подашься, зачем мне волноваться?

– Может, Ирина, тебе уехать куда-нибудь в Швейцарию или Финляндию – туда, где ты сможешь спокойно родить? Подумай над этим. Немедленного ответа не требую.

– Глеб, отними от девяти месяцев семь недель.

– Я предлагаю тебе уехать не потому, что мне надоело тебя видеть, скорее, наоборот.

Ирина прикусила нижнюю губу.

– Нет, Глеб, я никуда не уеду. Я буду рожать ребенка здесь, хотя до родов надо еще дожить. И роды – не самое сложное.

– Ты говорила, семь-восемь недель?

– Да, пусть будет восемь.

– Это два месяца.

– Ты, Глеб, хорошо считаешь, – улыбнулась Ирина.