Андрей Воронин - Слепой стреляет без промаха

– Что с ней? – выкрикнул в трубку Бортеневский. – Она жива?

– Конечно, жива.

– Дайте ей трубку, я хочу слышать ее голос.

– Ты плохой отец, – раздался голос мужчины.

В его голосе не было и нотки сочувствия. Это была простая констатация факта.

– Дайте, дайте, я вас умоляю! – срываясь на крик, просил Бортеневский.

– Девочка спит. Она изрядно переволновалась и будить ее не стоит.

– Дайте, я вас прошу! – Бортеневский почти совсем не владел собой. – Очень прошу, заклинаю!

Его жена вскочила с дивана и подошла.

– Что?! Что они говорят?! Скажи!

Бортеневский пожал плечами и поднял указательный палец, предупреждая жену, чтобы она молчала.

– И еще послушай, – раздался тот же спокойный и уверенный голос, – только не вздумай обращаться в милицию. Я предупреждаю. Иначе ты никогда не увидишь своего ребенка, не увидишь целиком.

– Хватит меня пугать! – истерично завопил Бортеневский. – Дайте ей трубку, я хочу услышать ее голос!

Несколько мгновений царила тишина. Затем послышался детский плач, тонкий, пронзительный голосок.

– Доченька, это ты? – закричал в трубку Бортеневский.

– Подожди, сейчас ты услышишь ее голос, – сказал мужчина.

И действительно, через несколько секунд в трубке послышалось прерывистое дыхание:

– Папочка, папа, забери меня отсюда!

– Доченька, доченька, как ты себя чувствуешь?

– Папочка, забери меня! Мне здесь очень плохо, они забрали меня у бабушки, забрали…

– Доченька, не бойся, все будет хорошо, я тебя заберу… Жена вырвала у Бортеневского трубку и громко закричала:

– Доченька! Родная моя… родная…

– Все. Разговор закончен. Послезавтра должны быть подписаны все бумаги.

Скажи своему мужу. Ясно тебе? – в трубке раздались гудки.

А жена банкира так и осталась стоять у стола. По ее щекам бежали крупные слезы, губы дрожали. Она как-то истерично вскрикнула и со злостью швырнула трубку на стол.

Один из телохранителей заглянул в комнату.

– Все в порядке? – осведомился он.

– Пошел вон! – закричал Бортеневский, Мужчина в белой рубашке с револьвером под мышкой виновато кивнул и покинул комнату.

Бортеневский устало опустился в кресло. Судорожно дыша, он несколько минут пытался прикурить сигарету. Но зажигалка все время выскальзывала из дрожащих пальцев.

Наконец Бортеневский смог зажечь сигарету и жадно затянулся.

– Это сумасшествие. Наверное, я не доживу до завтрашнего дня, у меня страшно болит сердце.

Он бросился к комоду и принялся рыться в верхнем ящике. Он выбрасывал наверх бутылочки, яркие коробочки с лекарствами. Наконец нашел таблетки.

Дрожащими руками он разорвал упаковку и бросил сразу две таблетки в рот.

– Тебе плохо? – участливо спросила жена, но по ее виду нетрудно было догадаться, что и она нуждается в помощи.

Ее тонкие пальцы дрожали, а лицо судорожно дергалось. Казалось, она вот-вот разрыдается, рухнет на пол и будет биться в истерике.

– Все хорошо, все будет хорошо. Не волнуйся. У меня много денег, я все улажу.

– Да к черту твои деньги! – закричала молодая женщина. – К черту! К черту!

Все из-за них! Ненавижу… ненавижу тебя и твои деньги! Из-за них мы потеряем дочь! Из-за них… из-за тебя…

– Успокойся! – крикнул Бортеневский, судорожно глотая воду. – Я тебя прошу, успокойся.

Но жена и не думала успокаиваться. Она зло, с ненавистью смотрела на мужа.

Бортеневский схватил телефон и принялся звонить Соловьеву. Но того нигде не было.

Прошло еще полчаса.

Нервы у всех были напряжены.

Только телохранитель в кухне чувствовал себя спокойно Он заварил себе кофе и, покуривая сигарету, не торопясь пил горячий ароматный напиток. Это был начальник охраны Бортеневского. Раньше он служил в спецназе, но за какие-то провинности был оттуда уволен. Бортеневский подобрал его. Он платил этому офицеру в несколько раз больше, чем тому платили в «органах», и надеялся, что деньги сделают этого человека преданным ему. И что если будет надо, то этот офицер сделает все, чтобы спасти Бортеневского. Офицер был спокоен.

Он привык бороться с видимым врагом, привык преследовать противника, стрелять, догонять, убивать. Но сейчас противник был невидим, и опасность не представлялась ему реальной. В душе офицер относился к богатому банкиру с изрядной долей скепсиса. Он считал, что вообще всех этих банкиров надо посадить в тюрьму, что все они воры и мошенники. Но платили хорошие деньги, а за деньги он готов был делать все – даже стрелять, убивать.