Богдан Сушинский - Ветер богов

– Ждите меня у охотничьего домика! – крикнула она коммандос. – Вы что, не расслышали, что я сказала?!

По тому, как неохотно эти головорезы повиновались княгине, Скорцени легко определил, что не она является их хозяйкой и у них нет особого желания повиноваться. Очевидно, коммандос прекрасно знали, кто находится в их западне и, конечно же, впали в искушение если не пленить Скорцени, то хотя бы укокошить его. Так или иначе, интерес прессы, награды и место в истории им были бы обеспечены.

«Твоя ошибка заключается в том, – жестко молвил себе Скорцени, – что воспринял визит на виллу „Эмилия“ как встречу единомышленников или нечто похожее на доверительное совещание деловых людей. Совершенно упустив из виду, что и сам ты, и все остальные гости виллы немедленно привлекут внимание вражеской разведки. Непростительное легкомыслие, штурмбаннфюрер, непростительное…»

– Еще раз прошу простить, штурмбаннфюрер, – повторила Мария-Виктория, возвращаясь в кубрик. Скорцени спокойно сидел за столом, наблюдая за тем, как телохранители неохотно, по-волчьи оглядываясь, поднимаются по довольно крутому прибрежному склону. Их так и подмывало развернуться и пройтись автоматными очередями по надстройке плота. – Я действительно не должна была вести себя таким образом.

– Вам противопоказано работать в разведке, княгиня. Вы слишком наивны и женственны для этой работы.

– Но согласитесь, что иногда это служит неплохой маскировкой.

– Как саван для покойника.

– Как же вы неописуемо грубы, Скорцени, – разочарованно поморщилась итальянка.

Теперь они уже вместе выглянули в дверь, чтобы убедиться, что черноберетчики убрались восвояси.

Воспользовавшись тем, что Мария-Виктория оказалась слишком близко к нему, штурмбаннфюрер попытался придержать ее за талию. Однако пылкая итальянка сумела ускользнуть от него и, отпрянув к небольшому лежачку, замереть в ожидании нового нападения.

– Я понимаю, что вам куда приятнее тискать меня за бедра и грудь, чем отвечать на элементарные вопросы. Но, избегая этих ответов, разве можете вы рассчитывать на нечто ответное с моей стороны?

Скорцени сумрачно взглянул на княгиню и, так ничего и не сказав, вышел из кубрика.

Плот медленно дрейфовал вдоль берега, поддаваясь воздействию небольшой, невесть как возникающей ряби.

Огромные ели сгрудились на склонах – молчаливые и мрачные, словно монахи над святым источником. Вглядываясь в черную, непостижимую в своей исцеляющей силе глубину озера, они творили бессловесную молитву.

– Мне показалось, что вам уже не хочется спасаться вместе со мной на этом Ноевом ковчеге, – остановилась Мария-Виктория за спиной у Скорцени.

– Наоборот, никогда не чувствовал себя настолько свободным от всего обыденного и смертотворящего в этом мире, как здесь, на этом плавучем клочке Вселенной.

– Судя по вашему настроению, вы уже не будете пытаться соблазнять меня и готовы к серьезному разговору.

– Похоже, что я не готов ни к тому, ни к другому.

– Вы даже не представляете себе, как страшно вы разочаровываете меня своим упрямством, Скорцени.

– Тогда работайте с людьми, которые не догадываются, с кем имеют дело, и которые ваши ноги станут ценить значительно выше тайн, что выбалтывают вам, лежа в постели.

В половине пятого утра адъютант Роммеля ворвался в отведенную фельдмаршалу комнату в резиденции «Бергхоф» и почти потребовал от него немедленно подняться. Озадаченный его тоном, прославленный «лис Африки» прежде всего нащупал лежавший под подушкой пистолет и лишь затем с огромным трудом оторвал от нее голову.

– Это произошло, господин фельдмаршал! – взволнованно прошептал адъютант, наклоняясь над командующим группой армий «Б».

– Что именно?

– Они уже там. Это произошло!

– В этом мире не могло произойти ничего такого, что заставило бы вас поднять меня в такую рань, полковник.

– Позвольте с вами не согласиться. Я никогда бы не осмелился, господин фельдмаршал. Вначале они выбросили большой воздушный десант, – все еще продолжал говорить шепотом полковник, словно опасался изложить свою страшную весть во весь голос. – А затем – морской десант. Вот… – поднес он к лицу командующего горсть каких-то бумаг.

– Что это за индульгенции?

– Донесения из Франции. Их только что доставили из пункта связи. Все они адресованы вам, Кейтелю и фон Рундштедту.

Пятидесятитрехлетний полководец, чьей славы уже вполне хватало для того, чтобы он мог рассчитывать на конную статую рядом с Триумфальной аркой победы, сидел в постели в нижнем белье – полусонный, по-старчески ссутулившийся – и словно бы принюхивался к тем бумагам, которые упорно совал ему под нос адъютант.