Богдан Сушинский - Ветер богов

Веслами орудовали два курсанта-смертника. Подогнав плот к отмели, они вопросительно взглянули на княгиню.

– Вы ведь не обидитесь, если посоветую вам вернуться в казарму по тропинке? – осчастливила их Мария-Виктория признательной улыбкой.

Смертники-итальянцы кротко поблагодарили ее и, оставив весла, сошли на берег. Скорцени обратил внимание, что они даже не улыбнулись, не попытались пошутить с девушкой. На их поведении уже лежала печать обреченности, печать смерти. Правда, уходя, они оглядывались на эсэсовца, которому предстояло оставаться наедине с прекрасной графиней Стефанией Ломбези, – как она представилась командиру их группы, выпрашивая право на плот, использовавшийся «коммандос-торпедами» для отработки погружения в воду, – однако во взглядах их уже не чувствовалось ни озорства, ни обычной мужской зависти. Ничего, кроме безысходной евнушеской тоски.

– Я понимаю, почему вы боитесь ступить на плот. Пока мы поговорим, он отчалит от берега и вам придется взяться за весла, – продолжала провоцировать его Мария-Виктория.

– Чего я никогда не смог бы простить вам, княгиня.

И все же Скорцени не оставалось ничего иного, как поддаться на эту провокацию. Открыв дверь хижины, штурмбаннфюрер обнаружил, что она разделена на два кубрика с разными входами. В каждом из них чернели низенькие нары, грубо сработанные столы и стулья, да еще виднелись небольшие бухты веревок с якорьками – словом, все то, чему и положено быть на любом суденышке.

– А знаете, для чего предназначен этот плот? – храбро вошла Мария-Виктория вслед за штурмбаннфюрером в один из кубриков.

– Нетрудно догадаться.

– Как и ошибиться. Вовсе не для того, что приписала ему ваша скудная солдатская фантазия. Истинное предназначение его – в другом. Когда к кому-либо из коммандос приезжает жена или невеста – в их распоряжение предоставляются плот и весь этот горный океан. А как вам такая роскошь?

– Командование позволяет смертникам подобные встречи? – удивленно проворчал Скорцени, стоя у небольшого иллюминатора, заимствованного для хижины, очевидно, у какого-то списанного катера. – Напрасно оно прибегает к этому. С той минуты, когда коммандос оказывается посвященным в камикадзе, жизнь его должна протекать подобно жизни монаха-отшельника – в уединении и самосозерцании. К чему излишние трагедии и душевные травмы?

– Своим камикадзе вы, конечно же, запретите всякую связь с грешным миром. О да! Там все будет в духе Скорцени, – продолжала в том же иронично-провокационном тоне княгиня. – Все, с чем соприкасается «первый диверсант рейха», сразу же должно быть подчинено законам средневекового рыцарства и мрачной армейской инквизиции.

– Послушайте, вы, армейский инквизитор, – резко прервал ее монолог Скорцени, – вы что, влюблены в меня? Откровенно, без кокетства…

Княгиня застыла с полуоткрытым ртом, проглотив все те слова, которыми собиралась завершить свою блистательную атаку.

– П-почему вы так решили, что будто бы я?..

– Мы не станем выяснять, почему я так решил. Вопрос, полагаю, вам ясен.

Мария-Виктория с опаской взглянула на Скорцени и отступила поближе к выходу. Еще немного, и она уходила бы от плота, оглядываясь на штурмбаннфюрера с той же тоскливой безучастностью, с какой еще недавно оглядывались двое коммандос.

– Вы хотя бы осознаете, что, задавая этот вопрос, вы уподобляетесь камикадзе?

– Уподобляюсь.

Они вышли из каюты и несколько минут рассматривали прибрежный склон, словно моряки – очертания неизвестного острова. В горной чаще озера было на удивление тепло, тем не менее Мария-Виктория зябко стягивала полы своего толстого, неженского плаща-накидки, сшитого по повседневному образцу из черного английского сукна. У Скорцени почему-то закралось подозрение, что он был пожертвован княгине хозяином виллы. Специально для этого свидания.

– Понимаю: вчера вам досталось от вашего унтерштурмфюрера, – почти искренне посочувствовала Сардони. – Ума не приложу, зачем она вам понадобилась в Италии в этот раз. Не собираетесь же вы вновь похищать папу римского. Разве что решили повторить неудавшуюся попытку?

– Что-то я не вижу рядом с вами господина Тото. Бедного, вечно молящегося монаха Тото из ордена христианских братьев. Его вопросы, как и сочувствие, звучали бы более профессионально. Кстати, почему его нет с вами?

– Как видите, прекрасно обхожусь без него.

– И на вилле «Орнезия» – тоже?

– Напрашиваетесь в гости, штурмбаннфюрер? – игриво повела плечами Мария-Виктория.