Богдан Сушинский - Ветер богов

– Да, я стремился к этим родственным нам, мудрым, цивилизованным народам, – уже не стеснялся нечаянной имитации тронной речи вождя. – И, видит Бог, не моя вина в том, что завтра наши армии сойдутся в такой схватке, после которой битва при Ватерлоо покажется историкам невинным развлечением, играми двух истосковавшихся по войне полководцев. Видит Бог…

Однако Бог, как всегда, видел только то, что видел. И по разные стороны Ла-Манша эти его «Божественные видения» тоже виделись по-разному. Но даже опостылевший всему миру Черчилль, с его дешевыми репортерскими замашками и прирожденной журналистской лживостью, не сможет опровергнуть и оплевать ту простую истину, что в свое время он, фюрер Германии, не раз обращался еще к премьер-министру Великобритании Болдуину, этому зажравшемуся, до предела обленившемуся буржуа, с предложением встретиться, договориться и заключить такое соглашение, которое стало бы потом основой их вечного мира.

И что же в ответ? На все предложения фон Риббентропа, подавая которые, министр иностранных дел не скрывал и «самого большого желания всей жизни германского канцлера», англичане отвечали политической жвачкой. Именно жвачкой. Болдуин то предлагал встретиться на озерах в районе Кемберленда, то на корабле у побережья Англии; то вдруг начинал сомневаться, соответствует ли дух такой встречи духу политического момента.

Гитлер знал о яростном пристрастии Болдуина к вечерним пасьянсам. Но не желал, чтобы ставкой становились его политическая воля и его авторитет. А ведь в те времена от Англии требовалось немногое – позволить Германии свободно действовать на востоке, противопоставив всю свою военную и политическую мощь варварскому натиску коммунизма. Только-то и всего.

«Это произойдет завтра! – вновь ворвался в сознание фюрера неукротимый голос, вещающий словами Провидения. – Они жаждут этого сражения, и оно произойдет.

Но предречь англичанам я могу то же, что когда-то предрек французам, – обессиленно добавил от себя Гитлер. – Их натиск приведет к тому, что Европа утонет в море крови и слез. А на смену европейской культуре, история которой, оплодотворенная античностью, – „оплодотворенная античностью“, вновь восхитился Гитлер некогда удачно найденной образности, – насчитывает без малого два с половиной тысячелетия, придет самое свирепое варварство всех времен [27]. Так оно и случится, когда по телам миллионов германцев и англичан пройдутся сапоги большевистских азиатов».

Гитлер содрогнулся и оглянулся на дверь. Ему вдруг захотелось, чтобы в проеме опять появилась пленительная фигура Евы Браун, его «белокурого баварского чудовища».

– Только бы не напоминала мне больше ни о Роммеле, ни о Рундштедте, – ревниво пробормотал он вслух. – Я вообще запрещу кому бы то ни было обращаться к ней.

Проснувшись на рассвете, Скорцени решил пройтись по берегу озера. Все гости князя разъехались еще вчера, только Скорцени, Фройнштаг и Родлю предстояло покинуть это мрачноватое пристанище итальянского Дракулы сегодня, сразу же после завтрака. Вместе с Боргезе они возвращались на Лигурийское побережье, на базу «Икс-флотилии».

Штурмбаннфюрер бесцельно брел по тропинке, ведущей к перевалу, за которым скрывалась небольшая горная деревушка, заселенная итальянскими австрийцами. Достигать этого перевала ему не хотелось так же, как и возвращаться к вилле. В нем витал дух скитальца.

Пройдя между невысокими, поросшими мхом скалами, штурмбаннфюрер оказался в извилистом распадке, по дну которого сочился медлительный, немыслимо чистый ручеек, образующий на корневищах древних сосен бесшумные карликовые водопады. Места здесь казались дикими, совершенно не тронутыми ни войной, ни вообще цивилизацией. И звено пролетевших с юга на север бомбардировщиков тоже не имело к ним никакого отношения, поскольку принадлежало к иному миру.

Пройдя вниз по течению ручейка, он спустился на песчаную отмель и увидел, что к его пристанищу приближается весельный плот. Да, это был настоящий большой плот с двумя парами огромных весел и деревянной хижиной посредине.

«Плот с хижиной посреди горного озера – вот все, что тебе нужно для того, чтобы дождаться старости», – совершенно искренне объяснил себе Скорцени.

– Господин штурмбаннфюрер! – неожиданно раздался веселый, беззаботный голос княгини Сардони. – Руки вверх и сдавайтесь! – Улыбаясь, девушка проследила, как Скорцени замер от удивления, и смилостивилась: – Ладно, руки можете не поднимать, ваша лень общеизвестна. Однако сдаваться все равно придется.