Богдан Сушинский - Ветер богов

Второй день Курбатов присматривался к нему, и каждый раз Газда представал в облике некоего ожившего карпатского пророка.

– Кто здесь мог прийти ко мне, старик?

– Из долины. Крестьянин, – объяснил на дичайшей смеси украинских, польских и русских слов. – Справный газда.

Курбатов уже знал, что «газда» означает «хозяин». Но он дважды спрашивал самого хозяина этого затерявшегося в карпатских лесных предгорьях хуторка, как его зовут, и дважды старик с гордостью отвечал: «Газда. Я всю жизнь мечтал, чтобы меня называли газдой. Вот мой дом, вот мои горы. А на склоне – мое поле. Пусть теперь кто-то скажет, что я не газда».

– Так чего они хотят?

– Чтобы твои люди избавили их от банды Ордаша.

– Ордаша? Слышал. Но я не могу сражаться против всех сразу, Газда. Для одних националисты – освободители, для других – бандиты. Разбирайтесь тут без меня.

– Мы здесь проездом, Газда, – добавил Власевич. – К тому же безбилетчики.

– Отряд Ордаша – страшнее любой банды, – спокойно объяснил Газда. – Оуновцы сражаются, чтобы Украина стала независимой от москаля и коммуняк. Москали сражаются, чтобы Украина вечно оставалась под Россией и при коммунистах. А ордашевцы – энкавэдисты, которые выдают себя за оуновцев. Все свое варварство они творят, как подлые иуды.

– Так они действительно энкавэдисты? – сразу же изменил тон Курбатов. – Потому и зверствуют?

– Чтобы народ потом оуновцев проклинал. Хотя они тоже не ангелы, у них своих грехов – страшных да неискупимых…

– С этого нужно было начинать, Газда, – проворчал Курбатов. – Подъем! – скомандовал он своим легионерам. – Я-то считал, что свой последний бой на Украине мы дали три дня назад. Однако Богу или дьяволу было угодно, чтобы мы здесь немного задержались.

К дому горец не подошел. Предусмотрительно остался у скалы, нависающей над тропой, словно последний страж.

– Газда уже сказал тебе все, что ты должен знать. – Гонец деревенской общины оказался человеком лет шестидесяти, почти карликового роста; белые штаны его были пошиты из грубого домотканого полотна, гимнастерка явно принадлежала когда-то испанцу или итальянцу, а ботинки оставались откровенно немецкими. – Считайте, что мне нечего добавить, пан полковник. – Подполковника Газда в нем так и не признал, поэтому гонец тоже называл полковником.

– Когда и где он может появиться, этот ваш Ордаш?

– Не знаю. Вроде бы сегодня его люди должны быть.

– «Вроде бы». С чем же тогда пришел? Прикажешь гоняться за ними по лесам?..

– Спасения просим.

Курбатов задумчиво осмотрел открывавшийся у скалы вид – с двумя деревенскими усадьбами и полусгоревшей деревянной церквушкой, и ему показалось, что когда-то давно, еще, возможно, в детстве он бывал здесь. Или, может, только грезил подобными пейзажами, передавшимися ему от памяти предков. Эдакий ностальгический сон души…

– Там, за поворотом реки, довольно большая площадь, на которой остались древние руины…

– Княжеская башня, – подтвердил гонец. – Дозор там когда-то был, охранял границу Галицийского княжества.

– Мне сказали, что до войны на этой площади собиралось ваше вече. А по вечерам молодежь устраивала танцы и гадания…

– Велишь собрать на ней стариков на совет и ждать энкавэдэшников? – начал улавливать его замысел гонец.

– Не более трех человек. Еще один пусть ожидает ордашевцев на окраине деревни и сообщит, что старики собрались, чтобы по старинной традиции передать им выкуп.

– Выкуп?!

– Ну, дескать, чтобы ордашевцы не нападали больше на село.

Гонец стоял, упершись обеими руками и подбородком в довольно увесистую палицу, и молчал.

– Но такого в окрестных селах еще не случалось. Никто никому, ни германцам, ни красным, ни ордашам, выкупа не предлагал.

– Тем более это заинтригует ордашей. Возрождение традиции древних баталий.

Еще минут двадцать они в деталях обсуждали эту странную операцию, пока наконец старик не согласился с замыслом командира диверсантов и, как мог, поспешил в деревню.

– А если ордаши не придут на вечевой майдан, а вновь нападут на село? – спросил он, уже немного отойдя.

– Не думаю. Слишком необычное предложение. Вы лучше отправьте кого-нибудь из своих к Сотнику. Пусть срочно выделит троих-четверых своих боевичков. Но чтобы не из местных. И пусть обязательно оденет их в красноармейские гимнастерки.

– Красноармейские?

– Мы-то в каких?

– То есть выдавать себя будете?.. Ясно. А если вдруг у Сотника не окажется гимнастерок?