Богдан Сушинский - Ветер богов

– Пусть один из вас подойдет к нам! – вновь последовал ответ на ломаном немецком.

Бергер помолчал, выжидая решения командира группы.

– Фон Тирбах, у вас нет желания пообщаться? – поинтересовался Курбатов. – По-моему, вы вполне сойдете за немецкого офицера.

– Могут раскусить, что я русский немец, и решить, что это подвох, будто меня выпустили в виде приманки.

– Тогда я пойду, – вызвался капитан. – Если они действительно националисты, стрелять в немецкого офицера вряд ли решатся. По крайней мере сейчас, когда мы и они, по существу, оказались союзниками.

– А раньше не были? – не понял Власевич.

– Раньше они нападали на наши посты и колонны не реже, чем на русские.

– Оказывается, у вас здесь были свои забавы, – великодушно подытожил обмен воспоминаниями Курбатов. – Благословляем, капитан фон Бергер. Постарайтесь держаться поубедительнее.

– Не забудьте, капитан, что мне обещано по кружке пива в каждом из пивных подвальчиков вашего Брауншвайса [54].

– Я утоплю вас в пиве, – мечтательно произнес капитан, не слишком-то храбро выходя из своего укрытия. – Если только меня сегодня же не погрузят в это лесное болото.

С палубы он действительно спускался не слишком храбро, тем не менее во время переговоров вел себя настолько самоуверенно, что у националистов не осталось ни малейшего сомнения в том, что перед ними немецкий офицер. Самым убедительным аргументом послужило то, что в момент, когда парнишка, сопровождавший представителя Центрального штаба ОУН и выступавший, очевидно, в роли проводника, попытался взять его в заложники на время, пока Орест, как звали представителя, будет беседовать с остальными диверсантами, фон Бергер, не задумываясь, съездил ему по физиономии, а когда тот упал, презрительно назвал русской свиньей и, перешагнув через него, спокойно направился назад к катеру.

– Подождите, господин капитан! – остановил его Орест. – Вся наша стычка – глупое недоразумение. Мы оказались здесь случайно, идем на Волынь. Так что сейчас все прояснится.

– На катере есть немного оружия. Все оно – ваше, – снисходительно принял этот жест примирения капитан вермахта.

В кабинет Умбарта Скорцени не вошел, а буквально ворвался в сопровождении Родля, Фройнштаг и Норвига.

– Так как это понимать, штурмбаннфюрер?! – грозно прорычал он, уродуя свирепой гримасой и без того изуродованное шрамами лицо.

– Что… понимать? – Умбарт стоял у окна, заложив руки за спину. Лицо его покрылось лиловыми пятнами.

– Вы прекрасно знаете, что я имею в виду! Может, доставить сюда вашу австрийскую аристократку на очную ставку? Или вас к ней? Но уже в подвал гестапо? Что вы молчите, как новорожденный с развязавшимся пупком?

Такого натиска Умбарт не ожидал. Наоборот, он сам приготовился к яростной атаке на Скорцени, требуя извинений и угрожая рапортом на имя командования. Хотя отлично понимал, что, выбирая, кого из штурмбаннфюреров наказывать, командование, конечно же, остановится на корсиканском ослике Умбарте. Но теперь до него дошло, что «первый диверсант рейха» упредил его. И не только во времени. У Скорцени свидетели и союзники, а у него в запасе только австрийская аристократка-любовница… Которая еще неизвестно как повела себя.

– Господин Скорцени, – Умбарт почти с ненавистью взглянул на Норвига, затем на Фройнштаг. – Очевидно, произошло одно из тех недоразумений, которые нетрудно уладить. Если, конечно, мы остались бы тет-а-тет.

– В таком случае мы с гауптштурмфюрером Норвигом выйдем, – сразу же взял инициативу в свои руки Родль, как всегда решивший, что все конфликты должны завершаться дипломатическим отступлением обеих сторон на заранее подготовленные позиции. Он вежливо положил на стол перед Скорцени пистолет Умбарта и, кивнув Фройнштаг, вышел за дверь. Норвиг – худощавый, по-женски узкоплечий флегматик – последовал за ними.

– Садитесь, Умбарт, – взвесил на ладони пистолет штурмбаннфюрера Скорцени. – Вам объяснить, что произошло, или вы уже все поняли?

– Кое-что мне объяснил ваш адъютант. Кстати, настоящий офицер.

– Не стоит расхваливать моего адъютанта. Мне прекрасно известны все его несомненные достоинства, – прервал комбата «первый диверсант рейха». Они уселись по разные стороны стола, но пистолет Умбарта все еще покоился в огромном кулаке Скорцени. – Почему вы скрыли от меня, что связаны с целой подпольной группой австрийских сепаратистов, Умбарт?

– Но я не связан ни с какой такой группой… – Скорцени показалось, что зубы штурмбаннфюрера застучали, словно от неуемного холода.