Анатолий Мусатов - Русская сага

Не поворачивая головы, он смотрел на другую сторону дороги. Там, аккуратно выбирая сухие места, разномастно-цветастой группкой, шли девочки. Сергей недолго выискивал среди них Наташу. Ее фигурку в белом с меховой оторочкой пальто глаза находили сразу, помимо его воли. Что это была за напасть, Сергей понимал умом. Это его и беспокоило, и раздражало. В его сердце словно образовался кусочек пространства, заключив в себя все его мысли и чувства. Он стеснялся слова, которое парни употребляли в своих разговорах на все лады и смыслы. Это слово, – «любовь», – светилось перед его мысленным взором, как ярко полыхающий костер. Уже несколько месяцев он сгорал в нем. Образ Наташи, ─ ее имя, низкий грудной смех и взгляд, необъяснимо волнующий, сжимал сердце и перебивал дыхание. Он, словно наваждение, опутал его душу.

Сергей никак не мог вспомнить, когда с ним произошла эта трансформация. Он лишь мог определенно сказать, когда он впервые осознал эти странные чувства. И этим вестником стал его лучший дружок Юрка…

Однажды прошлой осенью, еще не прошло двух недель с летних каникул, сидя на уроке литературы, он был грубо возвращен Кушнаренко из мечтательного забытья. Он только что видел себя там, под Аустерлицем, где лежащий на поле битвы князь Болконский вызвал восхищение проезжавшего мимо французского императора. Не Болконский, а он сам был там, в этой великолепной позе погибшего офицера! Как было приятно сознавать себя центром восхищения таких людей! И Бонапарт, и его свита, и сам Толстой были поражены благородством и величием момента встречи между только что ушедшей жизни и вступившей в свои права смерти!.. И не только эти люди видели его там. Он ощущал и еще чей-то внимательный взгляд, ради которого он, страдая, отдал свою прекрасную жизнь!.. «Серега, кончай пялиться на нее!», − услыхал он вдруг свистящий шепот Юрки. − «Тебя «кабаниха» спрашивает!..».

Сергей очнулся. Первым, что он увидел, были устремленные на него глаза «кабанихи», − учительницы русского языка. Она смотрела на него полным сурового укора взглядом. Ничего хорошего он ему не сулил. Все старшие классы хорошо знали одну особенность их учительницы литературы. Она могла изводить попавшегося ей под руку ученика нуднейшей, тянущей все жилы нотацией, от которой начинали ныть зубы и болеть голова. И прозвище свое она получила не за полную фигуру, круглую голову с оловянными, навыкате глазами на лоснящемся лице. Полнейшее сходство характеров с Кабанихой из «Грозы» было в свое время очень точно отмечено кем-то из страдальцев и закрепилось оно в этом прозвище навеки.

Вся ее поза выражала усталое терпеливое ожидание выхода Сергея из мира грез. Судя по тому, как весь класс замер, рассматривая его во всем спектре своего эмоционального диапазона, он понял, что его отсутствие в реальном мире затянулось.

Всё последующее откровение «кабанихи» по поводу его пренебрежительного, даже наплевательского отношения к литературе, которое весьма отрицательно скажется на выпускных экзаменах, Сергей лихорадочно искал причину устремленных на него ехидно-насмешливых взглядов одноклассников. Наконец, что-то буркнув в ответ, он опустился на сиденье парты. Не глядя на приятеля, он недовольно спросил:

– Чего это на меня все пялились, как на идиота?

Юрка ухмыльнулся. Это показалось Сергею плохим предзнаменованием:

– Я ж тебя пихал в бок, а ты как в гипнозе был! Уставился на Миленскую и отрубился!

Сергей, мгновенно заалев ушами и щеками, огрызнулся:

– С чего это ты взял?!

– Ни с чего, – с простодушно-хитрованским видом протянул Кушнаренко. Но, не в силах превозмочь желание подтрунить над другом, глядя в потолок произнес:

– Знаешь, трудно было не заметить такого взгляда. У тебя глаза были как телескопы! И направлены они были на Наташку! Это видел весь класс!..

Потом Сергею долго пришлось отмалчиваться от подначек парней. С особо настырными ему приходилось изъясняться приватным способом. Украшая синяками и шишками их физиономии, самому в этих разборках тоже доставалось немало. Так или иначе, разговоры он быстро погасил. Но после этого Сергею пришлось более осмотрительно выбирать способы любования предметом своего обожания.

Миленская и впрямь была достойна самого высокого восхищения. Маленькая головка в обрамлении пышной копны черных волос, которых еще хватило и на густую, до пояса косу, дополняли гармонию и совершенство ее овального личика. В нем все было от той древней красоты, которая веками отбиралась природой для особо избранных своих дочерей. Огромные с поволокой глаза под разлетом лучистых бровей, невольно заставляли любого отвести от них свой взгляд, чтобы ненароком не издать восторженное восклицание. Мерцающая розовым мрамором кожа в сочетании с точеным носиком и непередаваемой тонкостью линии припухлых ярко-алых губ составляли невыразимое сочетание идеала формы и чистоты. И всю эту нежную прелесть держала изящная гибкая шея, которая в своей грации вполне могла быть воплощением стебля дивного цветка…