Александр Тамоников - Бандеровский схрон

– Вот и все, товарищ полковник. Теперь ясно, что это наш клиент. – Вадим облегченно вздохнул. – Подождем. Если он вырвется и теперь, то мы достанем его дома. Нужен адрес. А еще прошу прислать ко мне мою группу.

– Ты что-то разгулялся, – перебил его полковник. – Пойми меня правильно, Вадим. Я могу сообщить тебе адрес и, скорее всего, это сделаю. Но группы не будет, уж не обессудь. Если поразмыслишь, то поймешь, почему так. Ты в отпуске, чем занимаешься – я не знаю. Улавливаешь мысль?

– Улавливаю, товарищ полковник. Виноват, не сообразил. Господи, с какой мразью приходится разбираться!

– Ты в этом не одинок, капитан. Позвони моему заместителю Чиркову, он в курсе. Возможно, натолкнет тебя на дельную мысль, поможет и прикроет. Но давай без шума и праздничных фейерверков, а то знаю я тебя.

Вадим поблагодарил начальство, оборвал связь и задумчиво уставился на черное небо, усыпанное звездами.

Как странно устроен мир. Дед капитана Овчинина Павел тоже воевал в Восточной Галиции. Он дослужился всего лишь до сержанта контрразведки Смерш. Погиб во время исполнения задания по ликвидации опасной банды националистов. Шел от Курска, боролся с диверсантами под Харьковом и Киевом, а Галицию не пережил, нашел там свою погибель.

Молодой был. В сорок втором женился на однокласснице, у них родился сын, отец Вадима. А в сентябре сорок четвертого Павел Овчинин сложил голову под каким-то городком на Западной Украине.

Существует же ирония судьбы. А вдруг в тот день ребята из Смерша как раз и дожимали банду Нестора Бабулы, прадеда мерзавца Гныша?

Вадим стряхнул с себя оцепенение и спустился с крыльца.

1944 год, начало сентября

Нестор Бабула хмуро озирал свой потрепанный отряд. Бойцы стояли в две шеренги посреди травянистой поляны, кто в чем, обвешанные оружием, боеприпасами, и исподлобья поглядывали на командира. Бритых, стриженых и хорошо отстиранных в отряде больше не было. Бравые хлопцы неуклонно превращались в леших.

Дул прохладный сентябрьский ветерок. Листва с деревьев еще не облетала, но уже желтела, наливалась багрянцем.

База в Богужанском лесу действовала уже четвертый месяц. Бойцы переехали сюда еще в начале мая, вместе со скарбом, обозом, барахлом, изъятым у цыганского табора.

В спешном порядке, в обстановке строжайшей секретности, они строили даже не лагерь, а целое подземное городище. Рыли глубокие землянки, соединяли их ходами. Бревна для наката и упрочнения подземных конструкций тащили из леса. При этом делали так, чтобы вырубка не бросалась в глаза. Опилки убирали, пни маскировали.

Землю ссыпали в овраг пятеро молодых поляков. Эти люди не хотели умирать. Им внушили, что после строительства всех отпустят. Поляки в это не верили, но что умирает последним? Они работали на совесть, всеми днями под охраной вычерпывали землю, таскали в овраг.

По окончании строительства всех, конечно, казнили. Но сперва Бабула перед строем выразил им благодарность за проделанную работу.

Результат впечатлял. Местность на склоне ничем не выделялась из окружающего ландшафта. Густой кустарник, деревья. С одной стороны обрыв, с другой – болото, с третьей и четвертой – чаща. Немногие люди знали тайные тропы, идущие по ней.

В случае опасности все бойцы, находившиеся на поверхности, ныряли в люки, крышки которых были замаскированы дерном, скатывались по лестницам в землянки. Норматив на уход под землю – тридцать секунд – соблюдать научились. Снаружи оставалась лишь примятая трава. И тишина.

В глубине холма располагались несколько землянок-склепов, соединенных ходами. На случай экстренной эвакуации имелся выход под обрывом, заваленный камнями. Воздух поступал через отдушины. Дым из печей уходил в обрыв, по дну которого пробегала мелкая речка.

Здесь было все необходимое для жизни – спальные помещения, казарма, кухня, землянка для проведения допросов с пристрастием и даже так называемая гостиница для узниц-«любовниц». Электричества не имелось, но восковых свечей, а также фонарей и элементов питания, доставленных с обчищенного немецкого склада, хватало с избытком.

– Хорошо. – Бабула посмотрел на часы и снова оглядел шеренги, в принципе довольно ровные. – Время построения одна минута – это нормально. – Он разглядывал бледные, осунувшиеся лица.

Ежедневное многочасовое пребывание под землей было не самым простым испытанием. Людей охватывало уныние, не спасали ни самогон, ни наложницы. Боевые акции бодрили хлопцев, возвращали их к жизни. Впрочем, не всех, кто-то погибал. Но последующие недели безделья развращали бойцов. Кто-то начинал сомневаться, подумывать об уходе из отряда.