Александр Тамоников - Тени прошлого. Восставшие

– Продолжай!

– Во-вторых, допустим, я купил бы «Стингер» или русскую «Иглу», впрочем «Иглу» достать еще труднее. Пусть будет «Стингер». Я по специальности не зенитчик, а летчик, пилот вертолета. Меня обучали уходить от ракет средств ПВО, а не стрелять из них. Использование же ПЗРК требует знаний и навыков, тренировок. Насколько знаю, в Союзе расчеты готовились по полгода в специальных учебках. Но ладно, пусть я имел бы и навыки обращения с ПЗРК. Но это надо быть идиотом, чтобы открыто через селение ехать до Чарана, а потом еще к «зеленке», если есть объездной путь, который выходит в Хайдарский проход. Но пусть даже я идиот, к тому же решивший подставить сына, то как наш пикап во время атаки на самолет мог быть в Будаке? Сына видел Али, меня тоже многие мужчины. Мой тебе совет, офицер, ищи оператора ПЗРК в другом месте. Или заводи дело. Но оно рассыплется, у меня алиби и много свидетелей. А то, что я ненавижу американцев, так это не причина, их ненавидят большинство афганцев разных национальностей. А особенно фанатики талибы, хотя с ними-то как раз американцы отчего-то особо не воюют. Весь юг под контролем Талибана.

– Ну ты мне еще лекцию прочитай!

– Ты спрашивал, я отвечал. Все сказал. Добавить нечего. Отпустишь, уйду, задержишь, надевай наручники, веди в НДБ, где выставишь себя не посмешище. А я потом на тебя в суд подам за клевету и за то, что ты нанес мне моральный ущерб, лишив возможности провести поминки убитых твоими хозяевами жены и дочери. Давай, офицер, принимай решение.

– Ты мне не указывай. – Он вздохнул, посмотрел на Файдара, на лист исписанный бумаги. Подумал, скомкал лист, бросил его Файдару: – Забери и меньше болтай языком, свободен!

– Ты себе свободы пожелай, я-то всегда был свободен.

– Ага, особенно в плену.

– И в плену тоже. А вот ты… но ладно. Прощай, офицер. И здесь, поверь мне, вам делать нечего.

– Иди, сказал!

– Послал бы я тебя по-русски, да ведь не поймешь.

Файдар, оставив за собой последнее слово, вышел из дома допросов. За ним вышел и сотрудник НДБ.

Он окликнул полицейских:

– Все! Толпу распустить, уезжаем.

Мужчины селения окружили Файдара. Никто конкретно ничего не знал, но мало кто не догадывался, что это именно их земляк сбил американский самолет, что в глазах сельчан подняло капитана Фролова на недосягаемую высоту авторитета. Однако афганцы умеют сдерживать эмоции. Их беспокоило одно, не грозило ли что Файдару. Оттого и слышались вопросы, о чем его допрашивали, подозревают или нет, не арестуют ли.

Файдар отвечал спокойно, уверенно:

– Ничего не будет, братья. У полиции нет никаких доказательств причастности жителей нашего селения к катастрофе американского самолета. Идите по домам, занимайтесь хозяйством. А завтра приходите на поминки.

И его послушались. Впервые все мужчины кишлака подчинились не главе администрации, который поспешил уйти пораньше, а ему, русскому афганцу. Это говорило о многом.

Утром воскресенья, 31 августа, начались поминки седьмого дня. Все было как и прежде. Приходили люди. Женщины проходили в дом, мужчины во двор, кушали, молились, вспоминали, уходили. Их меняли другие. Все как и прежде, кроме появления в кишлаке неприметной «Тойоты», что встала недалеко от ворот.

Гафар первым увидел Бакира Павара и Фади Дугани, окликнул Файдара:

– Отец?!

– Да, сын?!

– Твои друзья из Кабула приехали.

– Где? О! Вижу.

Павар и Дугани вошли во двор.

Файдар пошел навстречу. Бывшие сослуживцы обнялись.

На них почти не обращали внимания, мало ли кто приехал к хозяину дома в день поминок.

Файдар провел друзей через калитку за дувал, к дороге у виноградника. Скамейка была длинной, трое вполне могли уместиться.

Видад позвал сына, попросил находиться во дворе рядом с забором, чтобы никто из местных не мог слышать разговора друзей. Впрочем, мужчины селения мало что поняли бы, большинство из них не знало русский язык, а друзья начали обсуждение по-русски.

И первым сказал Файдар, указав на скамейку:

– Присаживайтесь, братья. И давайте, как прежде, обращаться друг к другу.

– Это правильно, – ответил старший лейтенант Павлов.

Сержант Драгин согласился:

– Правильно.

И тут же хитро взглянул на Павлова, а затем на Фролова:

– Раз мы сегодня те, кем были двадцать семь лет назад, то для скамейки найдется другое применение.

Фролов не без удивления взглянул на Драгина:

– Что ты имеешь в виду, сержант?

– То, что помянуть твою жену и дочь надо и по-русски. Все же в них была и русская, наша кровь.