Николай Прокофьев - Лепила

– Я вижу, с арифметикой у вас сложнее, чем с террористами, – улыбнулся. – Подробную информацию до вас доведет Игорь Петрович (помощник Левашова в очередной раз кивнул). Он же будет курировать операцию по вашему внедрению. Скажу своими словами. За последний год в регионе наблюдается значительное увеличение оборота средств, вырученных от незаконной продажи человеческих органов. Мы связываем эти события – пропажу людей и активизацию черного донорства – в одну цепь.

– Это уже сложнее.

– Мы хотим, чтобы вы, Сергей Иванович, подключились к работе и помогли нам разобраться.

– Как?

– Вам предстоит стать одним из членов этого сообщества, секты. На время, конечно. До тех пор, пока с вашей помощью не подтвердятся или не опровергнутся наши предположения. Проще говоря, вы должны разоблачить этого… Гуру. Вы будете работать в тесном контакте с полицией, в частности с майором Коноваловым.

Я очень обрадовался этому факту, что ни говори, а Володя – мой старый товарищ.

– А моя работа в клинике?

– Там никто ничего не должен знать. Официально на ваше имя через руководство придет персональное приглашение на международный симпозиум по психиатрии. Он планируется в Швейцарии, так что случайно в местном гастрономе вас никто не встретит. Ваш уважаемый профессор Левенбург, я надеюсь (взгляд на помощника, очередной кивок), не будет возражать против кандидатуры доктора Сомова и спокойно переживет его отсутствие в течение нужного нам времени.

– Понятно.

– Что вы обо всем этом думаете?

Я откинулся на спинку стула, шумно вздохнул:

– Дело, конечно, серьезное…

– …и отчасти небезопасное, – «обрадовал» напоследок Левашов.

– …но с помощью таких могучих соратников, – я с улыбкой обвел глазами кабинет, – надеюсь справиться. Но, если этот Гуру меня заколдует или пустит на органы…

– …ваше имя будет носить одна из кафедр вашей замечательной клиники.

«Тиски, самые настоящие железные тиски, – размышлял я на обратном пути, сидя за рулем своей «Хонды». – То прикусят, то ослабят хватку. А в принципе судьба уже решена, приказ получен. Назад пути нет. Что ж, будем пробовать, какой-никакой опыт».

Я перевел взгляд с красного бельма светофора на лежащую на сиденье папку с досье новоявленного противника – водяного Гуру.

Этот противный стрекот преследовал Олега всюду: в походной палатке, у костра под проливным тропическим дождем, в долгих утомительных переходах по непролазным джунглям, во время коротких и беспощадных набегов на мирные деревни и лагеря противника. Стрекот, ставший для лейтенанта набатом, погребальным колоколом… В тот день он перестал быть человеком и превратился в животное, начавшее убивать вместе с другими хищниками этой стаи.

Набеги осуществлялись почти ежедневно. Саймон поставил себе целью окончательно поработить подвластную ему территорию. Поэтому не щадил ни себя, ни своих подчиненных, ни тем более местных жителей, в каждом из которых он видел потенциального врага.

Он был в восторге от преображения пленного русского. На его глазах молоденький офицер становился матерым убийцей, со своим уникальным почерком и беспрестанно растущим послужным списком. Саймону нравилось, что Олег больше не нуждается в особых указаниях, действует быстро, четко, иногда с фантазией. Так было, когда во время одной из вылазок он сумел внушить сразу нескольким чарли, что их спасение – в воде. Обезумев от неожиданно открывшейся возможности выжить, они кинулись в Меконг именно в том месте, где глубина достигала максимума. С криками радости один за одним они так и ушли на дно, экономя боеприпасы карателей и доставляя им невероятное наслаждение. Этот эпизод, как и многие другие заснятые на кинокамеру, потом много раз прокручивали солдаты Саймона в редкие часы своего отдыха. Смотрел его и Олег. Смотрел и удивлялся: странная на первых порах способность постепенно становилась его единственной необоримой силой, табу, которое давало ему возможность до сих пор оставаться в живых. С каждым разом сила его росла и крепла, становясь действительно убийственной. Подтверждения тому были разбросаны по всему левому берегу мрачной чужой реки.

Саймон все больше проникался к Злобину. И, хотя оружия ему по-прежнему не давал, перестал держать под крепкой стражей и даже иногда посылал в составе групп с мелкими поручениями в соседние отряды. Олег был для него своеобразной диковинкой, опасной игрушкой, которая при всей своей забавности могла тем не менее в любую минуту навредить своему хозяину.